— Ну вот, сеньор, — сказал он, — наконец-то они появились. Я распорядился принести вам еду в камеру.
На сей раз тюремщик распахнул дверь широко. Вошел один из его подчиненных с небольшим столиком, уставленным накрытыми блюдами. Следом вошла небольшая девочка с кувшином вина в маленьких ручках. Столик был поставлен возле единственного стула в камере, девочка опустила кувшин на пол, взяла чашу заключенного и поставила ее перед ним.
Арнау полез в кошелек, достал две мелкие монеты и протянул обоим жалкого вида подчиненным.
— Благодарю вас, — сказал он серьезным тоном, — за любезное внимание.
— Спасибо, сеньор, — сказала девочка, пряча монетку под рваным платьем. — И если хотите, я принесу вам еще вина, — добавила она очень тихо, — или еще чего-нибудь.
С этими словами она убежала, с привычной ловкостью ускользнув от обоих мужчин, чтобы спрятать драгоценную монетку в каком-нибудь темном углу здания.
Оставшись в одиночестве, Арнау Марса взглянул на накрытый стол с отвращением. Странно, иронически подумал он, как приближение неминуемой смерти отбивает аппетит. Но из любопытства относительно наглого заявления подлого Гарсии снял с тарелок льняные салфетки. Луч света, который в этот час второй половины дня проникал в его крохотную камеру, переместился и осветил блюдо тушеной ягнятины с овощами. В темноте рядом с ним была тарелка с жареными сардинами и цыпленком — поистине изысканная еда для без пяти минут приговоренного человека. И, несомненно, Хуана приложила к этому руку. Эти блюда были ее любимыми, она словно бы собиралась разделить с ним обед в крохотной камере. На миг слезы обожгли ему глаза; чтобы отвлечься от этих мыслей, он взял половину ковриги хлеба, лежавшую рядом с цыпленком.
Арнау взялся за конец ковриги, чтобы оторвать кусок, потом положил ее на место. Еда уже не казалась ему соблазнительной, как ядовитые змеи не кажутся дружелюбными, а ядовитые грибы аппетитными.
Кусочек мякиша был вынут, а потом старательно вставлен назад. Разумеется, никто не думал, что он не заметит этой неуклюжей уловки. Неужели враг — кто бы он ни был — не мог дождаться его казни? Поскольку исход суда был, в сущности, предопределен, его смерть раньше времени вызвала бы только неприятные вопросы. Или, может, исход не предопределен? Впервые за два дня в душе его шевельнулась слабая надежда. Арнау отогнал эту мысль и вновь обратился к хлебу. Вынул оторванный кусочек и внимательно осмотрел его в золотистом луче света. Ни запаха, ни изменения цвета, ни подозрительной сырости, ни порошка. Обернув хлеб льняной салфеткой, он поднес к свету и его.
Больше не было сделано никаких попыток спрятать светлый серо-коричневый квадратный пакетик внутри. Арнау медленно, осторожно вынул плотно сложенный кусочек пергамента, развернул его и обнаружил не какое-то причудливое орудие смерти, а послание, написанное аккуратным, знакомым почерком той женщины, которую обучали монахини. «Сегодня вечером я обниму тебя. Не отчаивайся. X.».
Арнау задумался над посланием. Это была более приятная тема, чем неминуемая смерть. Погруженный в раздумье, он съел все сардины и половину цыпленка, сам не замечая того. Может, Хуана имела в виду, что будет всю ночь молиться и мечтать, что снова сможет обнять его? Нет. Одним из многих привлекательных качеств Хуаны было то, что она всегда говорила то, что думала. Значит, по какой-то причине она была уверена, что вечером они снова будут вместе. Уже успела повидаться с управляющим провинцией Руссильон? Это представлялось невозможным. Но теперь Арнау уверился, что тюремщик был прав. Хуана в городе.
Арнау налил себе чашу вина и стал терпеливо ждать возвращения девочки. Потягивал вино так, словно оно было последним на земле, и к тому времени, когда она вернулась, не выпил и половины чаши. У него не было желания одурманивать разум.
— Можешь принести перо и чернила? — спросил он девочку.
— Да, сеньор, — ответила та. — Обычно те, кто умеет писать, просят перо и чернила. Только я принесу вам что-нибудь, на чем можно писать, если сможете за это заплатить, иначе это сочтут странным.
— Конечно, неси все, — сказал Арнау. На губах его появилась улыбка. — Нам ни к чему, чтобы это считали странным.
— И еще вина. Тюремщики сочтут, что вы будете много пить, так как знаете, что должно произойти завтра.
— А священник?
— Священник вам не понадобится, — уверенно прошептала девочка. — Видите ли, это должно произойти только после суда. Но вот что еще — вам нужно попросить удобную камеру. Это стоит дорого, но она сказала, что денег у вас хватит. Это очень важно. Вы должны перейти в нее.