— Подойдите! — низким голосом велел он. Деннисон нерешительно подался вперед.
— Это… Оно в ящике? — Вырвалось у него, его голос почти не был слышен.
— Вы все еще нетерпеливы? — укорил его старый ученый. — Да, здесь. Через минуту вы его увидите. Сейчас, сейчас. — Он извлек из кармана серебряное кольцо со множеством ключей. — Да, я покажу вам то, что увенчало годы моего тяжкого труда, — продолжал хозяин, подыскивая нужный ключ и вставляя его в замок. — Главный итог всех моих исследований, изысканий и опытов. Даже если вы его не отведаете, вам дозволено на него взглянуть. Подождите только одну минуту — и увидите. — С этими словами он отпер сундучок и откинул крышку. — Взгляните же на чудо из чудес, — провозгласил он. — Истребитель смерти, взыскуемый мудрецами и чародеями с туманного начала времен. Ради этого пылали их горны и накалялись тигли все долгие минувшие эпохи. Ради этого предавались они своим алуделям, фиксациям, ликсвиациям, трансмутациям. Ради этого одним достались голод и нужда, другим гибель на костре, на дыбе и в петле. Ради этого. Вот этого.
Прекратив дышать, Деннисон сел на корточки сбоку, безумными глазами взирая на то, что лежало внутри. На чистейшей белой хлопковой вате покоилась металлическая фляжка почти четырех с половиной или пяти дюймов длины. Она была прихотливо окована и покрыта арабесками. И там, где в нее глубоко вошел инструмент гравера, виднелся несомненный блеск чистого золота. Поглаживая, Иль Веккьо поднял ее из сундучка. Держа ее в своих старых пальцах, он стал поворачивать ее туда и сюда, затем, протянув Деннисону, невозмутимо сказал:
— В этом сосуде заключена тайна веков. Можно ли в такое поверить? Не кажется ли это заведомо невозможным? Не думаете ли вы, что я просто хвастаюсь мнимым достижением? И все-таки это осуществимо, и я это доказал.
Американец не ответил. Иль Веккьо продолжал:
— Рождер Бэкон и Гебер потерпели неудачу, когда растворяли золото в соляной кислоте, но я снискал успех. Аквинат и Луллий испытали немалую досаду со своей аква вита аденс, но я добился результата. Они все шли в неверных направлениях, но и в их работах оказались крупицы истины. Крукс, Лодж и Беккерель, и вся их школа с догадками касательно радиоактивного превращения элементов подошли ближе. Я отдаю им дань уважения. И все-таки я, соединив все подходы, выиграл награду. И вот оно, наконец, истинная и единственная аква региа, Алкагест!
— Вы… вы имеете в виду, — с запинкой пролепетал гость, — вы действительно получили Эликсир Жизни, и он в этой фляжке?
— И ничто иное, — заверил его старый доктор. — Вот он у меня, надежно заточённый. Правда, всего только унция с половиной. И пока что я не смог получить больше на основании, на котором образуется этот раствор. Если быть откровенным, то на последней стадии мне помогло немного удачи, пока неуловимая реакция. Если бы это погибло, не уверен, смог ли бы я выработать его вновь. Но, пока это у меня сохраняется, я могу увеличивать количество медленными и тщательными дистилляциями. Так что вы догадываетесь о ценности того, о чем столь страстно молили?
Деннисон кивнул.
— Да, — хрипло ответил он. — Это жизнь.
— Сама жизнь, — подтвердил Иль Веккьо, поднимая сосуд. — Жизнь в немногих малых каплях. И это мое. Как и Фауст, я знаю тайну, но, в отличие от него, я не отдавал в обмен за нее душу. По крайней мере, пока. Нет, мне только пришлось произвести около двенадцати тысяч экспериментов и довести их до конца, следуя строго научному методу. Итог оправдал нечеловеческий труд. Смотрите, теперь я покажу вам само вещество! — Улыбаясь, он взял с полки градуированную пробирку. Тщательно осмотрел ее. Прополоскал дезинфицирующим раствором, который смыл дистиллированной водой. Затем, поставив близ себя, начал отворачивать золотую крышку сосуда.
— Алкагест! — воскликнул он. — Да, я назвал его именем, которое Парацельс дал воображаемому всеобщему элементу. Идея вообще-то была ошибочной, ибо нет и не может быть субстанции, которая бы и преображала низкие металлы в золото, и обновляла бы также протоплазменный уршлейм, который лежит в основании всяческой жизни. Мысль Парацельса о том, что жизнь огонь, а тело род горючего, никоим образом не верна. Я доказал, что жизнь сама по себе тоже материальна. А вот горючее, оно начисто сжигает шлаки и освобождает тело от боли, упадка и смерти на веки вечные. — Говоря, он закончил снимать крышку. Затем уверенной рукой уронил в пробирку ровно семь капель блистательнейшей, поразительнейшей жидкости. Золотая, как и сосуд, с радужными переливами, она покоилась, несравненная в своем великолепии, на дне пробирки из кремниевого стекла.