— С пониманием. — Георгий улыбнулся. — Не отговаривала.
— Не хотите расставаться?
— Не хотим.
— И не страшно? Ни ей, ни вам?
— А должно быть страшно? Мы ведь и раньше не знали своего срока. А теперь знаем: как у всех.
— Ну, раньше-то было, с высокой долей вероятности — больше, чем у всех.
— Не такая уж это радость, Игорь Антонович. Я уже однажды пережил свою дочь.
— Да, пожалуй. Есть вещи похуже, чем смерть.
— Я бы не так сказал. Есть вещи получше, чем бессмертие.
— Не знаю, я человек простой, мне трудно это понять. Значит, бывает так, чтобы жизнь надоела?
— Да нет, не надоела... Это как... Вы никогда сочинительством не баловались?
— Сочинять не доводилось. Статьи, заявки на грант — было дело. Монография вот скоро выйдет...
— Когда вы заканчивали экспериментальную часть и переходили к заключению, вы жалели, что экспериментальная часть уже написана? Хотели еще ее продолжать?
— Хотел. Когда данных было маловато.
— А когда достаточно, тогда как?
— Тогда радость: наконец-то отвязался.
— Ну вот, — удовлетворенно сказал Георгий. — Умирать не страшно, страшно не дожить.
— Извините. Мой жизненный опыт говорит, что и восьмидесятилетнему бывает страшно.
— Так я говорю о полной продолжительности. Какой она была прежде, до потери гена. Вы же сами писали, что в древние времена нормой могло быть двести...
— Мало ли что я писал, — буркнул Анисимов. — Болтать не мешки кидать... Что у тебя, Маша?
Девочка, войдя в кабинет, молча подсунула ему экранчик-блокнот с несколькими словами. Анисимов прочитал и снова взглянул на собеседника.
— Ну и что вы мне голову морочите? — сказал сварливым тоном участковой врачихи. — У вас, молодой человек, ген заблокирован, как и у супруги вашей. А два дня назад был активен. Как вы это сделали? Поделитесь секретом!
Просиявший Георгий развел руками.
Потом Анисимов сидел в одиночестве, прихлебывал холодный чай. Сотрудники к нему не совались.
Последнюю попытку прочитать Ветхий Завет он предпринимал лет пятьдесят назад (потом только выверял цитаты, когда они бывали нужны). Повысить свой культурный уровень полным прочтением памятника литературы ему не удалось и в студенчестве, но это место он хорошо знал. Помнил, как его, второкурсника биофака, смешили и несусветные сроки жизни патриархов, и не менее дурацкий рефрен в конце каждой «краткой биографии»: «И он умер». А что еще, скажите на милость, было делать землянину, родившемуся тысячи лет назад?! Что за глупая манера констатировать очевидное?
Как будто это было дело их личного выбора — умереть, не умереть.
— Поясните, пожалуйста, — сказал Виталий. — Вы действительно думаете, что это может зависеть от желания носителя гена?
— Желание желанию рознь, — ответил Анисимов. Они снова собрались «малым составом», вчетвером. — Понятие о психогенном феноптозе существовало еще сто лет назад. Если человек не хочет жить — действительно не хочет, а не так, девушек пугает — в организме включается программа смерти. Инфаркт, инсульт. Причем не только у человека: психогенный феноптоз описан у обезьян, у собак... А вот у мышей — нет. Но у мышей и не найден аналог gld43: наша трансгенная линия — это монстры. Поэтому и прожили агасферовы жизни.
— Но здесь же другой случай! Не инфаркт, не инсульт...
— Здесь ген gld43, которого с древних времен и до самых недавних пор в человеческой популяции не было. При нем все может быть иначе.
— Как же именно?
— Пока не могу сказать наверняка, но кое-что, исходя из общих соображений... Скорее всего, в начале беременности ген инактивируется сразу, однако вектор продолжает копироваться. При этом образуются вирусные частицы — носительница может заражать других людей вирусом бессмертия, разрешу себе эту вольную формулировку. Но копирование вектора идет все медленней, концентрация его падает и постепенно должна сойти на нет — процесс имеет характер необратимости. Кстати, насчет необратимости — это касается и мужчины. Что до людей, случайно получивших ген бессмертия, эпидемия будет распространяться и дальше, если среди них есть или появится хотя бы одна дама в положении. Но контагиозность не столь велика, чтобы быстро заразить всю популяцию. Возникнет расслоение.
— То есть?
— Лет через двадцать у нас будут две субпопуляции: смертных и бессмертных. Рискну предположить, что гармонии между этими группами не будет: человеку свойственно завидовать. Что произойдет дальше — надо считать на компьютере, тут все зависит от баланса между скоростью распространения инфекции и естественной убылью бессмертных.
— Стойте, почему убыль? Если смертность сойдет на нет...
— Смертность на нет не сойдет — помимо всего прочего, их же будут убивать смертные. А рожать бессмертные будут редко: многие ли женщины захотят иметь ребенка? Столько лет им внушали, что мать имеет полное право выглядеть ровесницей собственным детям, достаточно прикупить лечебной косметики и абонемент в бассейн, и вдруг выясняется, что бездетность — это вечная молодость, а беременность — гарантированное старение? А как в такой ситуации может выглядеть принуждение со стороны партнера? Поймите вы, наши ребята — нетипичные образцы. Надо быть Мариной, чтобы рискнуть завести ребенка, не боясь ни полной неизвестности, ни нас, ни вас, — он поклонился полковнику и Виталию. — Надо быть Георгием, чтобы самому пойти за ней. Многие ли московские обыватели готовы это повторить? Может быть, за двести лет жизнь и научила бы их совершенству, да только будут ли у нас эти двести лет? Добавлю еще, что жрать, пить и, возможно, колоться бессмертный может практически безнаказанно, без вредных последствий для его драгоценного здоровья. Оптимизация обменных процессов...
— Ну, хорош! — наконец-то взорвался полковник. — Вы, уважаемый, нас-то со счетов не сбрасывайте. Мы здесь для того и сидим, чтобы пресечь все это в корне. Пятьдесят человек — не цифра, ну, пусть даже сто. Проведем поголовное обследование, изолируем их, создадим приемлемые условия...
— Лет на тысячу вперед, — иронически сказал замминистра.
— А это не ваша забота!
— Игорь Антонович, вы закончили? — тихим голосом сказал Виталий.
— Еще нет. Боюсь, меня неверно поняли. Я отвечал на поставленный вопрос: что будет, если ген gld43 появится в популяции. Я пока не касался альтернативы. Существует ген ингибитора, об этом позаботился еще Арцельский. Безопасность манипуляций с генами тогда была больной темой, люди огурца в рот не брали, не убедившись, что он генетически девствен...
— Погодите с огурцами. То есть это что — вакцина?
— Вот именно, вы очень точно выразились. Вакцина от бессмертия. Продукт этого гена препятствует копированию гена gld43 и в конце концов приводит к его исчезновению из организма. Человек избавляется от бессмертия раз и навсегда, отсутствие рецидивов гарантировано.
— Фу ты, елкин корень, так с этого и начинали бы! — шумно вздохнул полковник. — Вакцинацию организовать — это пара пустяков. Николай Сергеевич, ваше мнение?
— Согласен, — сказал замминистра. — Проведем как противогриппозную или что-нибудь наподобие...
— Я могу сказать только одно, — снова заговорил Виталий. — Жизнь распорядилась за нас. Но мне не кажется, что с вакцинацией надо так уж спешить. Как я понимаю, действие гена, который был объектом нашей с вами работы, начинает казаться неестественным не так быстро. Лет пять люфта, во всяком случае, у нас есть. С другой стороны, статистически значимое увеличение продолжительности жизни, пускай даже только в Москве, — это то, ради чего стоит работать. Именно на это сориентирована наша последняя программа. Я доложу о наших с вами результатах...
— Да откуда оно возьмется, статистически значимое, — несколько десятков против миллиардов?
— Согласен с вами. Тогда, возможно, стоит подумать о вакцинации в два этапа? Сперва один ген, а через несколько лет — другой... Игорь Антонович, вам нехорошо? Попейте воды.