Ботинком я расчистил землю от полусгнивших листьев и начертал некую абстрактную схему, которая, как мне казалось, весьма точно иллюстрировала мои слова.
Паша скучающе зевнул, а потом жалостливо глянул на меня: "Ты что, старик! Белены объелся?"
Но я не внял его мольбе и через секунду рисунок был готов:
НИЧТО/НЕКТОНИЧТО
Затем изложение пошло, как по маслу, у меня сам собой развязался язык, и после затяжного сна проснулось красноречие. Я сыпал научными терминами, обрадованный, что, наконец, нашел благодарных слушателей. Мои, мягко сказать, неформальные взгляды на эволюцию ничуть не способствовали улучшению отношений с коллегами на кафедре. Между тем ничего криминального в них не было, а был Гегель с его "Наукой Логики". Все новое - хорошо запрещенное старое.
- Рождение и Смерть - соперники, они непримиримы, но в их схватке не будет победителя. Если что-то появляется - что-то обязательно пропадает. За процессом возникновения следует всегда исчезновение. Некто снова обращается в Ничто, замыкая цикл. Так мы приблизились к следующему фундаментальному понятию - это Жизнь или Бытие. Жизнь временна, жизнь конечна. Я назову бытие временем на жизнь или, просто - Время. Здесь мы наталкиваемся на смутную пока еще ассоциацию с повторяемостью, вращением. Время - это последовательность существования Некто, его история, продолжение событий... Вертеть, ворочать - просматривается сходство? Да?
- Значит, мы попросту приравняли одно Ничто к другому! - откликнулся пытливый Вадим.
- Конечно. Однако, в физике есть немало случаев, когда результат обхода по контуру нельзя приравнять к нулю. Наш здравый смысл и сам повседневный опыт подсказывают, что хотя все и "возвращается на круги своя" - с каждым новым "кругом" накапливаются изменения. Учет предыдущих циклов есть не что иное как регистрация истории Некто. Тогда свойства нашего субъекта можно рассматривать как память о его прошлых состояниях, минувших жизнях. Вот что такое память, физики именуют ее Пространством, оно хранит на себе печать ушедшего.
И я снова принялся чертить веточкой на влажной черной земле:
НЕКТОНИЧТО/НЕКТО
- Память - это покой, это небытие, это сохранение жизни по ту сторону горизонта событий. Тем самым свойства любой вещи во Вселенной есть информация о пути и результате ее развития, совокупность прошлых воплощений, если угодно. Впрочем, наряду с процессом запоминания своей истории в природе имеет место и забывание, стирание информации.
- Гм, а какой-нибудь примерчик? - сосредоточился Вадим.
- Например, расплывание волнового пакета - это процесс забывания информации квантовым объектом. Да и человек не протянет долго, если не научится забывать.
- Склеротики! - бросил в воздух Павел.
- Это еще надо доказать! Он мог бы протянуть куда дольше, если бы имел совершенную и непрерывную память, - возразил Стас.
- Японский бог! - разразился Павел - Вы можете хоть раз оставить ваши научные баталии в стороне? Какой прекрасный день!
Какой чудный весенний воздух! Вы только послушайте - один лезет со своей физикой, а второй - с лирикой.
- Не будем ссориться, друзья! - миролюбиво заключил Станислав, - Я предлагаю зайти ко мне и перекусить, чем послал бог, хоть и не японский.
Предложение было встречено с пониманием, свежий воздух пробудил во мне не только красноречие, но и зверский аппетит. Совершив торжественное обхождение березовой поляны, здесь в счастливые дни минувшего детства мы лихо рубились на мечах, Стас повел нас к выходу.
- Глядите-ка! Времена меняются, а нравы остаются! - Павел указал на группу ребят, занявших место, где мы недавно вели научные изыскания.
Бросалась в глаза странная одежда подростков - хламиды светомаскировки на одних, серые плащи-паутина - на других.
- Это толкиенисты, - добавил он - Может, постоим чуть-чуть? Они тоже драться будут.
- Хорошенького - понемножку! У нас если кто на палках дерется обязательно эльф или хоббит, начитались ребята до чертиков! - Вовка и Стас увлекли его за собой, но Павел несколько раз еще обернулся.
Не удержался и я, заслышав за спиной звон эльфийских клинков.
- Вот тебе и палки! - возразил я Стасу.
Тропа пролегала по косому склону Лысой горы, у подножия которой плескалась Чертановка. Ступая след в след, наша компания миновала заросли прошлогоднего померзшего рогоза. Потянуло жженой травой.
- Помните, как в "Прерии" тушили пожар? - оживился Вадим.
- А, индейцы? Как же, как же! Гойко Митич ...- хмыкнул Павел.
- Чего? Классный актер.
- А я разве против?
Перебравшись через речку по останкам деревянного моста, чудом сохранившимся еще с московской Олимпиады, мы почти уже вышли из леса, когда я задел ногой какую-то железяку. Ею оказалась полузасыпанная створка автобусной двери. Здесь мы тоже играли, здесь разломали свой первый аккумулятор в поисках легкоплавкого свинца - символа богатства первоклашки. Уж четверть века минуло. К горлу подступил комок.
- Рогволд! Ну, скоро ты там? - окликнули меня приятели.
- Иду. Сейчас иду!
- Ты чего? - беспокойно спросил Вадим, когда я догнал их.
- "Все швамбраны умерли, как гоголь-моголь!"
Он понял, но ничего не сказал...
- Ну-с, джентльмены, милости просим, как сказали, сомкнув штыки, англичане французам! - провозгласил хозяин, открывая дверь штаб-квартиры.
- Диккенс, "Записки Пиквикского клуба", - отреагировал я.
- Посмертные записки, - уточнил Стас - А ты в форме?
- Надо быть готовым к любым неожиданностям, чтобы не слишком радоваться, и не слишком огорчаться.
- Разоблачайтесь и проходите в комнату, а я пока чай заварю.
Наша могучая кучка расположилась по привычке в маленькой комнатке Стаса, несмотря на то, что большая пустовала. Галина Михайловна отдыхала в пансионате под Москвой. Здесь ничего не изменилось, разве литература на полках? Дюма, Бальзак, Эдгар По и Честертон потеснились, уступив место Фрейду и Бехтереву, томам светил медицины и психологии, но по-прежнему маленькие безделушки - машинки, индейцы (мы их когда-то всех знали по именам), камушки и коробки - красовались за стеклом книжного шкафа.
- Перекинемся? - Вовка принялся тасовать колоду пестрых календариков. Пожалуй, их там насчитывалось около шестидесяти, если не больше. Попадались очень редкие.
- Оставь, "мизерабиль", не тревожь старину! - укоризненно покачал головой Павел.
Вадим разглядывал альбом с красочными марками "Монгол Шудан".
К обратной стороне двери все также была пришпилена карта мира с разметкой для игры в придуманную нами "Великую Дипломатию" (но об этом еще будет сказано). Возле берегов туманного Альбиона навечно застыли боевые эскадры. Cтас любил Англию и неизменно, даже в компании близких друзей, надевал маску доброго джентльмена, чем в конечном счете меня и злил. Это, и еще два или три мелких предательства с его стороны развели наши пути. Много позже я сожалел об этих размолвках, и простил ему все, осознав груз одиночества, что лег на плечи Стаса, но ничего уже нельзя было сделать.
Словом, комната хранила печать минувшего времени, и это на один единственный день снова сблизило нас.
Хозяин появился через пять минут, прикатив столик с пятью чашками крепкого ароматного чая, еще какими-то сладостями и баранками-челночок на блюдечке.
- Итак, ближе к телу! - начал Вовка, и я лишний раз убедился, что дело нечисто.
- Сальности! Сальности! - завопил Вадим.
- Извольте, - сострил хозяин, и поставил на столик блюдо с ветчиной, Я только прошу не мешать мне, ибо моя присказка необходима точно также, как хорошая закуска к водке.