— Чай с ромашкой или лавандой? — вежливо интересуется старик, откупоривая стеклянные банки с сухоцветами. Он не сводит с меня помутневших глаз. Мне становится немного не по себе. Но его взгляд приковывает отнюдь не мое лицо, а волосы. Многие и раньше открыто удивлялись их медному оттенку, особенно в детстве когда они отдавали золотом. Ох эти предрассудки средневековья!
— А кофе нет? — слышу недовольное бурчание Бена.
— Конечно есть, и кофе машина и бариста, — отвечаю ему.
Старик чуть хмурится будто его отвлекли от глубоких размышлений, но потом на его лице расползается хитрая улыбка.
— Мы будем лаванду, — отвечаю когда взгляд помутневших голубых глаз вновь останавливается на мне.
Глупо с моей стороны было оставаться здесь— вокруг дома столько дурмана, что если начать венок плести земной шар окольцует. Но через толстые стены влияние его слабеет, я практически не чувствую дурманящего аромата, он где то вдалеке на лакмусовых бумажках памяти, тлеет подобно шишкам в камине. Может быть вскоре и совсем выветриться. Тогда от чего у меня такая слабость в ногах? Чувство обреченности и безнадёжности в одном флаконе, словно я не замечаю чего то важного….
Глава 28
— Мистер….
— Кинсли, — вежливо отвечает старик. — Кинсли? — заметно округляя глаза переспрашиваю я. Боже меня в пот от этой фамилии бросает.
— Да, а что вас так….удивило? — внимательные глаза старика, будто навесом скрыты под тяжёлыми веками. Они изучающе блуждают по моему лицу, пока я старательно придумываю ответ. — Ну…ммм… я кажется училась с кем то с такой же фамилией. Я не уверенна. Во всяком случае, она показалась мне знакомой.
— Мне фамилия наоборот кажется редкой. За свою долгую жизнь, а поверьте прожил я достаточно, я не встречал ни единого однофамильца. Если вы, конечно, не повстречались с моим братом. Но это маловероятно, он давным давно отказался от цивилизации, — почти ехидно улыбаясь передаёт мне чашку с дымящимся напитком.
— Мистер Кинсли, — фамилия почти режем горло от отвращения, — простите мое любопытство, но как же вы живете здесь совсем один? — чуть пригубив чай с прохладными нотками лаванды, интересуюсь я.
Мы вот уже пол часа сидим и мило болтаем в библиотеке. Дом этого старика так разительно отличается от тех, где я когда либо бывала. Здесь царит какой то многолетний жизненный уклад, и все так обыденно, словно и мы сами бывали здесь не раз. Широкое коричневое кресло, в которое я так удачно погрузилась просто отказывается выпускать из своих мягких объятий. Хотя нам давно пора. Время стало тягучим, как мазут, так всегда в полнолуния. Внутри ощущается чувство полноты и какого то обнуления одновременно.
Бен тоже немного расслабился, старик теперь производит на него исключительно хорошее впечатление.
— А я не один! — почти обижаясь отвечает и свистом подзывает кого то.
Через секунду в комнату влетает милая красная птичка. Адри настороженно фыркает в ее сторону, но не двигается, не терять же тёплое местечко у камина. Чуть подозрительно изучив ее яркое оперение и чёрный остренький клюв, он приходит к выводу, что она опасности ни ему ни его хозяйке не представляет и поэтому продолжает благополучно мусолить куриную ножку, которой угостил его Варун.
— У вас есть своя птичка! — чуть ли не хлопая в ладоши соскакиваю с места, — Боже какая она хорошенькая!
— Да, — гордо отвечает мужчина, — она со мной долгие годы.
Пернатая малышка усаживается на спинку кресла позади своего хозяина.
— Красному кардиналу запрещено быть в неволе, — вдруг доносится злой голос Бена. Я бросаю на него взгляд украдкой. Нет он не зол. Он взбешён. Из-за какой то птички, Боже мой!
— В неволе она проживет лет пятнадцать от силы, со мной же она уже не один десяток. В ее распоряжении весь замок. По вашему, Бенджамин, она в неволе?
— Закон одинаковый для всех. За это штат взимает не малый штраф, а иногда это грозит и заключением в тюрьму. На то есть ряд причин. Диким птицам нельзя ограничивать свободу, да и мало кому это удавалось, — Бен смотрит на него в упор словно, старик, как минимум наркоторговец.