- Да, вы совершенно правы, господин Брох, - медленно произнес он, привычным жестом взлохмачивая волосы, - Теперь она ждет ребенка, а значит мечтает выйти за меня замуж... Что поделаешь, бедняжка думает, что была влюблена в конюха. Однако, как мне следует поступить? Прислать ей приданое? Или пристроить ее в монастырь? Не знаю... Возможно, вы мне сможете помочь советом? Ведь, наверняка, какая-то подобная история случилась однажды и в вашей жизни?
Амброзиус беззвучно рассмеялся:
- Подобная история? - он сделал небольшой глоток вина. - Много всего было в моей жизни. И много женских слез впитала в себя земля по эту и по ту сторону моря. Правда, детей я после себя нигде не оставлял. Наверное, именно поэтому, даже и не знаю, что вам посоветовать... Да, да... - произнес Брох, глядя в сторону побережья. - Много, много прекрасных девушек хотели связать со мной жизнь, но, господин граф, стоит ли думать о той, которая не смогла вызвать у вас в сердце чувства любви? К чему эти мысли?
- Любовь? - Бертран вскинул бровь и скривил губы. - Для меня это слово всего лишь пустой звук. Нет, господин Брох, в глубине души я уверен, что все они, как, впрочем, и Катарина, только придумывают для себя эти чувства, а на деле... Как ни они, как и ни я сам - никто из нас испытать этого не может.
- Да, да. Да, да... - покивал головой Амброзиус, стараясь всем своим видом показать, что он устал от длинного разговора. - Что-то засиделся я у вас, да вот и солнце уже начинает сильно припекать... Пора мне убираться восвояси...
- Ах, я должно быть совсем утомил вас своими разговорами, господин Брох. Но поверьте, мне было чрезвычайно приятно беседовать с вами. И если позволите, я навестил бы вас в один из ближайших дней - когда вам будет более удобно.
- Буду раз принять у себя моего наследника, но приходите ко мне как можно раньше - вы должны понимать, старость не позволяет растрачивать время. Думаю, нам будет, о чем поговорить.
Амброзиус улыбнулся, и отчего-то графу показалось, что в его глазах промелькнул какой-то дьявольский блеск.
*12*
Жаркое солнце Аньера лениво обугливало покатые крыши домов. Мраморными узорами проступала соль на серых стенах. Был тот час, который в этих странных и задумчивых местах называли временем молчания - протяжные секунды, сплетенные в единый клубок горячих и замирающих объятий, недолгая пауза, отведенная приморским жителям для разглядывания снов сквозь дрожащий воздух старого города.
*13*
Дом башмачника Робера, в котором он жил со своей сестрой Катариной, стоял на самом углу переулка Святого Луки и проулка Снов. В этой просоленной от близости моря части старого города всегда толпилось много людей, приходящих сюда за разнообразным товаром. Кухарки, пытающиеся разыскать среди глиняных посудных гор необходимые им горшки и кувшины, юные модники, в суетливой спешке забирающие свои только что дошитые плащи, бледные и хромые завсегдатаи аптекарских лавок и множество прочих суетливых и торопящихся прохожих - вот чьи лица каждодневно мелькали перед окнами башмачной мастерской, и чьи отрывистые разговоры залетали время от времени в незапертые окна тесного, покрытого сетью трещин дома.
Несмотря на то, что первые рассветные часы, как правило, были для Робера временем хорошего настроения и бодрости духа, в это утро он, как и накануне вечером, был мрачен. "Сестрица, сестрица, - думал он, сидя на крыльце и вертя в руках только что доделанную пару обуви. - Как нам теперь жить? Что с тобой будет?" Отставив в сторону башмаки, Робер схватился руками за голову.
- Катарина, бедная Катарина... - прошептал он, не замечая того, что сестра тихо подошла к нему и села рядом на ступеньки.
- Ах, Робер, - сказала она, касаясь рукой его всклокоченных волос, - ты совсем не спал из-за меня. Весь такой бледный и печальный. Я так виновата перед тобой. Но я не могла иначе...
Еще немного посидев с опущенной головой, Робер вдруг резко повернулся и, схватив сестру за плечи, с отчаянием проговорил:
- Зачем, скажи зачем ты отказала Жаку? Ты что, не понимаешь, что это была последняя возможность скрыть твой позор?
Из глаз Катарины покатились ручейки слез:
- Милый мой Робер, разве любить это так позорно? Разве это преступление, хотеть выйти замуж за равного себе? Что я совершила такого, чего нельзя простить, кроме того, что слишком сильно поверила тому, кого полюбила больше жизни?