Но сейчас шел дождь, пожухлый, проеденный до дыр гусеницами лопух пропускал холодные капли, и под котенком уже собралась порядочная лужа. Еще чуть-чуть — и можно пускаться в плавание. А плавать слепой и серый не умел, и вообще он уже порядком окоченел.
— Да, крыша у тебя — того… — посетовала Светлова на дырявый лопух, под которым прятался котенок. И взяла страдальца на ладонь. — С прорехами! И вообще… Какая-то слишком сезонная у тебя крыша… А осенью лопухи вянут, видишь ли, милый друг.
Бобочка отреагировал на слово “крыша”.
По всей видимости, наряду с немногими другими это слово было в его сознании ключевым.
Он оглянулся и больше уже не отворачивался, внимательно наблюдая затем, что Светлова делает с котенком. Уехал он, только когда убедился, что Светлова налила котенку молоко.
У котенка было что-то не в порядке с желудком. Светлова вымыла крошечное обгадившееся существо, завернула его в сухое махровое, нагретое феном полотенце — феном самого котенка она сушить побоялась — еще сдует такого эфемерного! — и, прижимая его к себе, чтобы не замерз, пока сохнет, загляделась в окно.
Ночь за окном была на удивление звездная. Котенок согрелся у светловского живота и мерно урчал. А Светлова под это урчание, глядя на звезды и кривые черные, с опадающими листьями деревья за окном, почему-то вспомнила Сашу Черного:
Никогда у лукоморья
Не кружись, толстяк, вкруг дуба, —
Эти сказки и баллады
До добра не доведут
Вдруг очнешься глушь и холод,
Цепь на шее все короче,
И вокруг кольцом собаки
Чуть споткнешься — и капут
Это были лучшие стихи про котов, которые она знала…
И про людей — тоже.
Утром на подоконнике она обнаружила банку “Китекет”.
«Вот, оказывается, где наше слабое место! — цинично обрадовалась Светлова, думая про Бобочку. — Вот где она — брешь в жестоком сердце!»
Кстати, довольно распространенный вариант: человек, который запросто придушит себе подобного, бывает крайне сентиментален, когда речь заходит о животных.
«Мозг у Бобочки меньше наперстка, — почти ласково думала про себя Светлова, — а сил для напряженной уголовной жизни требуется очень много…»
Такие, как Бобочка, вырастают из детей, которых с рождения окружает тотальная жестокость, включая в первую очередь и их собственных, не имеющих человеческого облика родителей. Если эти родители вообще имеются, что часто бывает даже хуже, чем их отсутствие. И, в общем, порой единственные живые существа, проявляющие к ним доброе отношение, — это собаки да кошки. Отсюда и ответное чувство.
Светловой вообще казалось, что страстно, маниакально жалеют и любят животных обычно те, кто не любит людей. Очевидно, потому, что не видели от них, в отличие от животных, ничего особенно хорошего.
Подобранного серого котенка Анна, не мудрствуя, так и назвала Серым.
Через некоторое время у Серого нехорошо вздулся живот.
И, как всегда навестивший “Ночку”, Бобочка пришел в невероятное волнение.
По правде сказать, котенок был совсем плох.
Ветеринар в городе, к которому Аня и Бобочка отвезли Серого, быстро поставил диагноз. И пустые глаза Бобочки вдруг затуманило чуть не самой настоящей слезой.
Бобочка достал даже нужное лекарство. Но было уже поздно.
Поездка к ветеринару, а затем и похороны в какой-то мере сплотили Светлову и Бобочку.
Розово-жемчужный закат над полем, на краю которого они хоронили Серого, коньяк из фляжки, красота мира, раздумья о жизни и смерти…
Все это должно было, по Аниному разумению, некоторым образом размягчить железного бандита Бобочку.
И на могилке Серого, понимая, что цинично пользуется моментом, Светлова все-таки решилась задать Бобочке некоторые вопросы. Ибо, вполне искренне жалея беднягу Серого, Анна, прогнозируя свое близкое будущее, не могла не пожалеть и себя.
— А что, Боб, Фофановы дружно жили? Душа в душу?
— А тебе-то что?
— Ну, понимаешь… — Аня не стала крутить, рассчитывая — возможно, совершенно опрометчиво! — на то, что смерть Серого, пусть ненадолго, но сделала их с Бобочкой по-человечески ближе. — Для меня важно знать некоторые детали. Ну, если я хочу понять, что случилось с Ниной…
— А-а.., это тебя волнует…
Бобочка равнодушно отхлебнул из фляжки коньяку. Было видно, что и Нина, и сама Светлова не сильно его волнуют, по сравнению с не пережившим дисбактериоза страдальцем Серым.
— Сначала они с Фофаном жили дружно, последнее время — нет, — тем не менее ответил он словно нехотя.
— А в чем было дело?
— Ну, как сказать…
Бобочка в упор глядел на крошечный бугорок, венчавший могилку Серого на краю огромного поля, и молчал.
— Фофанов Нине изменял? — решила помочь Аня, избрав для примера наиболее распространенный повод для супружеских скандалов.
— Не он.
— Не он?
— Говорю, не он. Она. Гуляла.
— Неужто нашла лучше?
— Не она нашла… Ее нашли. Бобочка глянул куда-то вверх.
— Понятно…
Единственный вариант, при котором такой субъект, как Фофанов, стал бы, хоть и недолго, но терпеть супружескую измену — это если супруга изменяла ему с тем, кто выше, могущественнее и сильнее его. С тем, кто был над ним.
Ну что ж, эта версия вполне вероятна.
В общем, по-видимому, Фофанов хотел супругу наказать, но боялся гнева вышестоящей инстанции — хозяина.
Тогда, значит, он все сделал тайно.
Дождался, когда Нина поедет навестить товарок в колонию.
Догнал, инсценировал самоубийство.
А теперь, когда в самоубийство не поверили, роет землю — организует расследование. Ищет мифического убийцу с помощью Светловой!
Разумеется, он не верит, что Анна в состоянии докопаться до истины, потому и привлек ее к расследованию.
И, разумеется, карта Светловой заранее бита Через некоторое время Фофанов “решит”, что надо наказать детектива за нерадивость и неудачливость, — и все, Анюте конец.
Так что думать Светловой надо не о том, как докопаться до истины. Добиваться тут успеха бесполезно. Стоит Светловой докопаться, и ее тут же саму закопают.
Думать надо о том, что пора сматываться. Поэтому на всякий случай вечером Светлова собрала вещи.
От этой иллюзорной готовности к отъезду ей стало чуть легче. Однако этот детский самообман — иллюзия, что можно закинуть сумку в машину — и адье! — все равно не помогла ей заснуть.
Ну, допустим, она удерет. И что? Фофанов и сотоварищи тут же нагрянут к ней домой — к ничего не подозревающему Петру.
А что делать Пете? Предупредить фирму, что намерен уйти в бессрочный отпуск?! Ни одна фирма, которая платит приличные деньги, не дает своим сотрудникам больше десяти дней отпуска… Хочешь большой отпуск — становись нищим бюджетником и отдыхай до опупения…
«Что жена твоя, Петя, натворила!»
С тем Аня и заснула.
Телефон разбудил Светлову в три утра. Это был Богул.
— Не хотите прокатиться?
— Далеко?
— Да не очень. Эдак километров с двадцать прогулка.
— Что-то случилось?
— Получается, случилось. Только что позвонил один дальнобойщик знакомый. Там на обочине машина стоит…
— Что, тоже.., такая? — Светлова затаила дыхание.
— Он не знает. Не останавливался. Видел только, что стоит на обочине.
— Что же его насторожило?
— Да ничего особенного, в общем. Только время… Ночью машина на пустынной дороге с выключенными фарами… Ведь люди уже, как бы это сказать…
— Напуганы?
— Ну взволнованы, что ли…
— Слухами земля полнится?
— Кроме того… Мы просили тех, кто постоянно тут ездит, о таких вещах сигнализировать.
— Но, может, там просто кто-то спит или отошел по надобности? Или парочка влюбленная?
— Все может быть. Так вы поедете?
— Разумеется!
Дорога в этот час совершенно пустынна. И хотя было довольно темно, они заметили иномарку еще метров за сто.