— Итак, что вас, собственно, интересует? — Осич мельком взглянула на Аню.
И более, чем закрытость приюта и манера здороваться, Аню кольнул ее взгляд, острый и настороженный.
— Да я, видите ли, психолог, — затянула свою песню Анна. — Собираю материал для исследования. И Стас Богул посоветовал мне обратиться к вам.
— Ну, хорошо, хорошо! — прервала ее Осич. — Все понятно. Что конкретно вас интересует?
Непонятно было все-таки, поверила Осич Светловой или нет. Во всяком случае женщины с таким каменным рукопожатием безропотно “под лапшу” уши не подставляют. Но по каким-то причинам Осич согласилась с Аниной легендой и в ответ тоже затянула свою песню:
— Наше учреждение — детское учреждение нового типа. Дело в том, что обычные детские дома не справляются с многообразием требований, которые выдвигает сегодняшний день. И вот возникла потребность в учреждениях нового типа…
Светлова кивнула с видом человека, разбирающегося в проблеме, что, мягко говоря, не совсем соответствовало истине.
— Поэтому у нас именно приют, а не детский дом, — подчеркнула Осич. — Видите ли… За несколько лет нашего существования мы стали необходимой частью жизни нашего города. Заполнили, понимаете ли, определенную нишу…
— Вот как? Нишу? — лицемерно изобразила крайний интерес к теме Светлова.
— Да! Знаете, например, у нас в городе совершенно прекратились случаи умерщвления новорожденных.
— А что, было и такое? — ужаснулась от неожиданности Светлова — Представьте! Знаете, иногда одинокие матери в отчаянии выбрасывают младенцев в мусорные ящики! Бывает и такое. Вы наверняка читали о таких случаях в прессе. Теперь эти женщины знают, что есть место, где их ни о чем не будут спрашивать. И иногда они просто приходят и оставляют у нас младенца, — просветленно повествовала с тихой радостью в голосе Валентина Осич.
— Да что вы?! — Светлова все никак не могла врубиться, чему тут, собственно, можно так уж радоваться.
— Представьте! Однажды, еще в самом начале нашей работы, как только приют открылся, мы на крыльце дома мальчика новорожденного нашли! Ну а сейчас, знаете, мы даже такие “сени” специальные сделали…
— То есть вы хотите сказать: рожайте, приходите и кладите?
— Ну, вы уж слишком заостряете… Эту проблему, видите ли, репрессивными мерами не решить. Лучше так, чем находить трупики в мусорных баках. Понимаете, мы все должны постоянно двигаться по пути гуманизации нашей жестокой жизни.
Светлова, которую пасли бандиты, энергично закивала, откликнувшись всей душой — ох, не помешала бы нам гуманизация нашей жестокой жизни, не помешала!
— Если у наркомана первым делом спрашивать анкетные данные, он никогда не придет лечиться. Так же и тут. У женщины часто нет иного выхода, как оставить ребенка…
— Да-да, вы правы, конечно. Все это очень интересно.
Светлова все ждала, когда наконец возникнет в разговоре момент, чтобы можно было более или менее непринужденно перевести его на Немую.
Осич сама предоставила Анне такой момент.
— Знаете, — она взглянула на часы, — я уже опаздываю на полдник. Так что идемте со мной.
Светлова с энтузиазмом согласилась. За компотом и булочкой можно было бы поговорить не только о функциях детского учреждения нового типа, но и просто посплетничать.
Но Осич понесло!..
Гордая своим “детским учреждением нового типа”, она уже не давала Светловой вставить и слова… Квохтала упоенно, как наседка:
— Разнообразие причин, по которым дети попадают на улицу, огромно. Да поменьше бы, конечно, нашему обществу этого разнообразия! Вот, например, к нам попала цыганская девочка Кристина, которую ее мама эксплуатировала в попрошайническом бизнесе. А потом, на грани полного истощения детского организма, бросила ребенка на улице.
Аня кивала и думала, когда же можно будет наконец перейти к другой девочке. Девочке-Маугли.
— Вообще-то название “приют”.., дореволюционное такое.., это неофициально. Это нас так в городе зовут. Официально мы именуемся Детским домом временного пребывания № 7.
— Понятно, понятно…
— И такие дома, знаете ли, есть далеко не везде! А точнее — почти нигде их нет. Когда в нашем городе открывали приют, педагоги до всего додумывались сами, потому что аналога — детского учреждения, у которого можно было бы поучиться, не нашли. В других городах ребенок, который по тем или иным причинам оказался вне семьи, но не совершал правонарушения, попадает вместе с малолетними преступниками, преступившими закон, в детприемник.
— Какой ужас!
— А представьте, что ребенок просто уехал покататься на автобусе? За таким взволнованные родители — что-то долго катается! — бывает, прибегают через день-другой. У нас в доме временного пребывания бывают такие — довольно часто. Ну зачем такому ребенку трое суток с преступниками находиться? Там ведь, в детприемнике, и воры, и малолетние проститутки, и болезни всякие. За три дня многому, знаете ли, можно научиться!
— Да-да, — вяло соглашалась Светлова. — За три дня.., многому…
— А бывает, побитые родителями дети являются в милицию и просят: направьте меня в детский дом номер семь! То есть в наш приют. Его в городе знают! Вообще, хочется отметить: даже если ребенок из благополучной семьи, не подвергающийся насилию, приходит и говорит: “У меня конфликт с семьей, я не хочу жить дома” — мы его принимаем в наш приют. Начинается работа психологов с ребенком и родителями по сглаживанию конфликта и решению проблемы. А наш телефон отдел опеки управления образования постоянно печатает в газетах. Это “горячая линия”, по которой может обратиться за помощью любой ребенок, нуждающийся в убежище, или взрослые, столкнувшиеся с подобными ситуациями.
— А вот, говорят, у вас очень интересный случай был… — начала Светлова, все-таки улучив момент — крошечную паузу в бесконечном монологе Валентины Терентьевны Осич.
— Что за случай? Кто говорит? — встревоженно встрепенулась Осич.
— Я слышала, к вам будто бы попала девочка-Маугли!
— А знаете что? — вдруг остановила ее Осич строгим учительским голосом, и Аня поняла, что чувствуют дети, которых эта женщина ставит в угол или куда-то там еще. — Никакими исследованиями вы, голубушка, не занимаетесь! Точнее, может, и занимаетесь, но не теми, о которых изволили поведать. Вам что здесь у нас все-таки нужно?
И Светлова очень ясно представила, как сейчас вызовут охранника — возьмут ее за шкирку и выставят за порог, так и не дав попробовать теплую булочку с изюмом, которая приютским детям полагалась на полдник.
Выставят — это в лучшем случае…
Судя по потемневшим глазам Осич, здесь детей не только ставили в угол. Пожалуй, их даже пороли…
И еще Анна поняла, что Осич вовсе не квохтала упоенно, как наседка, разглагольствуя о своем “детском учреждении нового типа”.
Осич Светлову проверяла. Нудела о “работе психологов с ребенком и родителями по сглаживанию конфликта и решению проблем”, а сама следила за Аниной реакцией. Раскалывала.
— Ну, хорошо, хорошо! — поспешила успокоить директрису Светлова. — Я, право, не понимаю, почему вы так бурно реагируете, Валентина Терентьевна?
И, стараясь быть краткой и понятной, Анна объяснила, что ведется следствие — и крайне важно в связи с этим получить показания немой девушки, бывшей воспитанницы приюта. А единственный человек, который хоть что-то о ней знает…
— Это вы, Осич Валентина Терентьевна.