— Ну да… А девочка из деревянного покосившегося домика в Рукомойске не знала английских стишков, и вопрос, на каком языке молиться, перед ней не стоял. Она не знала языков, не умела молиться. Она, едва научившаяся говорить, вовсе замолчала. Ее немота — это симптом ее воспоминаний о чем-то очень страшном?
— Думаю, да! Но!.. — Гор опять заглянул в книгу:
— “Если больная вспоминала в гипнозе, по какому поводу и в какой связи известные симптомы появились впервые, то удавалось совершенно устранить эти симптомы”.
— А мог бы помочь ее излечению, скажем, сеанс в условиях.., реальной обстановки?
— Реальной обстановки? — Гор с удивлением взглянул на Аню.
— Да.
— А вы можете.., и это?
— Надо подумать. Я еще должна над этим поработать.
— Богул! Что вы думаете о Валентине Осич?
— Валентине?! Вы что, с ума сошли?!
— Ах да, Богул, я ведь вам так и не рассказала о том, как я посетила славный городок Путятинск и господина Кривошеева!
Рассказ Светловой Богул выслушал в гробовом молчании.
— Несколько неожиданно, — наконец сказал он. — Все-таки Валентина такая добродушная, милая, мягкая… Как бы добрая…
— Вот именно, “как бы”! Внешность обманчива. Особенно у преступников. Возможно, такие приятные внешне люди и идут на преступления, учитывая, что их благообразная внешность может служить им хорошей маскировкой. Мол, кто на меня, такого “белого и пушистого”, подумает?! А какой-нибудь Квазимодо, зная, что его из-за злодейской внешности заранее подозревают, напротив, старается жить законопослушно и осторожно.
— Ну как вы любите.., строить теории!
— Факт остается фактом: Осич занимается бизнесом, связанным с продажей детей. Человек, способный решиться на такой бизнес, уже — априори! — не имеет моральных ограничений. И, значит, по мере того, как преступная круговерть его затягивает, становится способным на что угодно! А уж когда речь заходит о том, чтобы спастись, замести за собой следы… Такому преступнику и вовсе не до сантиментов!
— Но как Осич это делала? Ведь ликвидировать человека, не оставив никаких следов, — мало сказать, непросто…
— А что, если.., ей помогала Немая?
— Немая?
— Да! Ведь эта белая глина на ее кроссовках о чем-то говорит?
— Да не так уж много она и говорит, эта ваша глина. Но, допустим. В общем-то, почему бы и нет… Но… Даже учитывая, что Осич помогала Немая. Все равно непросто это исполнить. Где? Каким образом?
— Этого, увы, мы пока не знаем…
— Вот видите…
— Понимаете, Богул… Именно учитывая то, что ей помогала Немая… Мотель “Ночка”! Немая ведь работала в мотеле… Удобное место.
— На что вы намекаете?
— Ну, я не то чтобы намекаю… Но хорошо бы… А что, если я как бы не поставив вас в известность.., на свой страх и риск?
— Да вы с ума сошли! Вы что — с печки свалились? С какой стати? Вы хотите провести в “Ночке” обыск?!
— Ну, хорошо, хорошо, не волнуйтесь вы так, Богул! Я же сказала: я сама.
— Что все-таки это означает — “я сама”? Светлова уклонилась от ответа.
— Нет, определенно вы тут у нас повредились в рассудке! То Осич в убийцы записали, то обыск в “Ночке” затеваете!
— Ну, это мы еще увидим, кто повредился, — обиделась Светлова.
— Кстати, с Осич я буду работать исключительно сам, — строго предупредил Богул на прощание. — Даже близко к ней не подходите. Еще чего доброго… Этак вы весь наш город на уши поставите!
— Тогда, если вас это не затруднит, господин лейтенант, — попросила Светлова, — покажите сотрудникам приюта фотографию Нины Фофановой, может, кто опознает? Нина, знаете ли, тоже мечтала о ребенке. Может, Осич и ей “помогла”, так же, как Кривошеевой?
— Кстати, я не обещал исполнять все ваши желания.
"Кстати, кстати”, — передразнила Анна лейтенанта, распрощавшись. Кстати, ей очень не понравилось, что Богул, прежде охотно включавшийся в “ход ее мыслей” — и это с первого же дня их знакомства (очевидно, у них был родственный интерес к “новеллам тайн”), сейчас просто в штыки принял версию с Осич. Встал на дыбы, можно сказать. И это было очень заметно.
В общем, Анна пожалела, что дала ему обещание “даже близко” не подходить к Осич.
И как потом оказалось, пожалела не напрасно.
И Светлову определенно обидели слова Богула: “Вы тут у нас повредились в рассудке… То Осич в убийцы записали, то обыск в “Ночке” затеваете!"
Уж чему-чему, а “осмотру помещения” старинный приятель капитан Дубовиков Аню научил…
С московским капитаном Олегом Ивановичем Дубовиковым Аню связывали не столь давние детективные расследования вокруг театра “Делос”.
Про себя Светлова называла капитана “майор Вихрь”. Хотя он был всего-навсего капитаном…
Нравился Светловой когда-то, в ее детстве, такой старый фильм — про разведчика майора Вихря. Там все были смелые-смелые, бесстрашные-бесстрашные. Всегда приходили на помощь друг другу. И было понятно, даже маленьким девочкам — ну, собственно, им-то главным образом и было это понятно, — едва титры начинали ползти по экрану, что ничего плохого случиться с такими героями фильма не могло. И — вот магическая сила искусства! — с маленькими девочками, сидящими у телевизора, тоже ничего плохого не могло произойти. Ну хотя бы потому, что были на свете такие люди, как сероглазый смелый Вихрь.
Так вот, Олег Иванович Дубовиков был ну в точности этот Вихрь — сероглазый, высокий, мужественные черты лица… Только не разведчик, а просто капитан в отставке.
У капитана Дубовикова был свой фонд. Точнее, общественная организация “Помощь в розыске пропавших”. Подвижники, добровольно посвятившие себя… — и так далее. Возможно, те, кто обращался в фонд, разделяли эту киноиллюзию вместе с Аней Светловой, потому что, как Аня знала, фонд Дубовикова пользовался в народе немалой популярностью. К тому же основанной не на рекламе, в которую вложены большие деньги, а на том, что дороже денег, — молве и слухах.
Анины разговоры с Олегом Ивановичем обычно страдали только одним недостатком — каким-то невероятным военным лаконизмом…
"Нет”, “нет”, “да” , “нет” — не диалог, а просто какие-то ответы на референдуме.
Но даже по той, скупо оформленной словами информации, которую он сообщал Анне, видно было, какую огромную работу фонд проводил.
И вот теперь даже краткое воспоминание о капитане Дубовикове скрасило нелегкое и напряженное существование Светловой в Рукомойске.
Сознание, что там, в Москве, есть капитан-майор Вихрь, смелый-смелый, бесстрашный-бесстрашный, всегда приходящий в нужный момент на помощь другу, вселяло в Светлову уверенность, что ничего плохого случиться с ней не могло. Ну хотя бы потому, что жили на свете такие люди, как сероглазый смелый капитан Дубовиков, он же майор Вихрь.
Между тем Анне, пообещавшей Гору “сеанс в условиях реальной обстановки”, предстоял нелегкий разговор с нынешней хозяйкой дома в районе Заводи и Чермянки.
Мало сказать — нелегкий…
Светлова явилась ей в образе потенциальной покупательницы дома — ну чтоб сразу не прогнала! — которой очень приглянулся этот дом и которая, несмотря на всю нелюбезность дамы в их предыдущую встречу, решила все-таки попытать счастья с покупкой.
Обремененная пакетами со вкусной снедью и подарками, с самой любезной из своих улыбок на лице, Анна заявилась в гости к новой хозяйке.
Анна подбиралась к домовладелице и так, и эдак. Но все было напрасно.
— Копать?! — завопила хозяйка, как только поняла, куда клонит Светлова. — Перерыть мой яблоневый сад?!
Светлова предприняла еще одну попытку аргументированного убеждения. И еще одну. Ссылалась на некие “геодезические исследования” и еще на какую-то муть.
Напрасно!
"Как же мне тут все надоело! Весь этот рукомойский кретинизм, перемешанный с криминалом!” — взвыл внутренний светловский голос, в то время как она сама продолжала лицемерно и радушно улыбаться мегере, владеющей домом.