– Иди сюда! – позвал он Натанаэля. – Помоги мне!
Юноша осторожно спустился на землю. У него затекли ноги, и он с трудом удерживал равновесие. Огляделся. Ни одного живого существа. Полная тишина. В верхушках деревьев шумел ветер, а из травы доносился чей-то стрекот. Какие-то насекомые? Здесь не было ни домов, ни паромобилей, ни экипажей, ни голосоматов, выкрикивающих последние новости. Только воздух, простор и покой. Лес казался густым и враждебным. Натанаэля охватила паника. Он обычный городской мальчишка! Ему никогда раньше не доводилось выезжать за пределы Лариспема. Он чувствовал себя подавленным и угнетенным.
Тем временем Сэвер, привязав к дирижаблю веревку, тащил его в лес. «Самое время сбежать отсюда!» – подумал Натанаэль и тут же понял, что ничего не получится. Он понятия не имел, где находится и куда двигаться дальше. Поэтому он тоже схватился за веревку и потянул аэростат в сторону деревьев. У него оставался нож, им-то они с Сэвером и проткнули обшивку, а кабину забросали ветками. Глава Стражи упорно хранил молчание. Сняв форменный пиджак, он спрятал его рядом с дирижаблем. Навряд ли у него получится сойти за местного, подумал Натанаэль. С его-то выправкой и сапогами, начищенными до блеска. Да у него на лбу написано, что он носит погоны.
Сэвер подошел к Натанаэлю вплотную и положил руки ему на плечи.
– Ну-ка взбодрись! – приказал он.
Юноша кивнул.
– Сейчас же!
Натанаэль постарался высвободиться.
– Отпусти меня, гражданин!
Но Сэвер только усилил хватку.
– Если нам встретятся люди, говорить с ними буду я. Если тебя о чем-то спросят, говори, что я твой дядя, а ты мой племянник. Повтори!
Как заведенный, Натанаэль повторил сказанное.
– Хорошо. Слушай и запоминай! Мы – французы. Были в Лариспеме, а теперь возвращаемся домой, в Мулен. Так называется город, где мы живем. У нас украли повозку, поэтому мы идем пешком. Не забывай, что мы во Франции: здесь к незнакомым людям обращаются на «вы», нужно говорить не «гражданин», а «месье» или «мадам».
Сэвер продолжил объяснять правила вежливости, но Натанаэль его уже не слушал. Под воздействием свежего воздуха его оцепенение спало, голова прояснилась. Ему стало тревожно и грустно. Впервые за долгое время он вспомнил о Либертэ, которая сидела в тюрьме за то, что применила силу крови. А где же сейчас Кармина? Что она делает? Кармина… Чернокожая лясникамка, выучившая его ремеслу мясника, его возлюбленная. Ему пришлось стереть ей память. Когда они виделись в последний раз пару часов (или пару веков!) назад, Кармина пыталась ударить его ножом. Она решила, что Натанаэль – Кровавый брат, обманом вошедший к ней в доверие, чтобы навредить Лариспему. А потом Кармина упала. Только бы она осталась жива! При мысли, что она могла серьезно пораниться или разбиться, Натанаэль согнулся, как от удара в живот. В эту минуту его возлюбленная могла лежать без движения на полу ангара.
– Гражданин Сэвер, нам нужно вернуться в Лариспем! – вдруг сказал Натанаэль.
Но глава Стражи только бесстрастно покачал головой.
– Нет.
Натанаэль почувствовал, что его переполняет гнев. Еще чуть-чуть, и ярость вырвется наружу.
– Но мы нужны людям! Им нужен ты! Что мы вообще здесь делаем? Управительница умерла! А что, если Кровавые братья убили Фиори и захватили город? Мы должны быть там!
Сэвер молчал. Он старался спрятать пистолет под рубашкой.
– Гражданин! – что есть сил закричал Натанаэль.
Глава Стражи наконец соизволил на него посмотреть.
– Пораскинь мозгами: если Братья захватили город, меня повесят, – резко ответил Максим. – Если власть перешла к Фиори, меня ждет та же участь. Я сейчас не в ладах с первым советником. Тебя, кстати, тоже могут казнить. Если я правильно понял, разница между тобой и Кровавым братом весьма условна. В Лариспеме нам с тобой сейчас делать нечего.
Натанаэля обуревала ярость, и все же он был вынужден признать, что Сэвер прав.
– Кроме того, ты прекрасно слышал, что гражданка Лансьен сказала перед смертью, – процедил тот сквозь зубы. – Я должен позаботиться о тебе. И еще она просила найти твоего отца.
– Плевать я хотел на отца! – с горечью прошептал Натанаэль. – Этого человека никогда не было в моей жизни, и я совершенно не хочу его видеть.