Тогда что? Остаётся только дружить. Самозабвенно, до стиснутых челюстей, до белёсых звёздочек перед глазами. Дружить – и попытаться вернуть то тепло, которое было между нами, и которое на самом деле никуда не ушло.
– Прости меня, Макс, прости. Я не должен был… Если бы ты… – я не мог видеть, как он постоянно извиняется.
– И если бы я не дал тебе повод, – догадался я, – то ничего бы и не было?
– Как, Макс? Почему? Ведь никогда раньше…
– Я не знаю, Шурф.
Как ему объяснить? Как объяснить это себе самому? Ведь я действительно не знал. Почему он? Почему сейчас?
– Макс…
Не знаю, что именно он хотел сказать, но я жестом остановил его:
– Давай закончим это, Шурф. Просто закончим.
Я сам не верил в то, что говорю. Как мне жить теперь? Как мне от этого отказаться? И Шурф – я видел, как он тонет в чувстве вины, как он корит себя за случившееся, как бичует себя за всё то чудесное и невозможное, что было между нами, как не верит в то, что мы друг друга не потеряем.
– Шурф, – я говорил, но не слышал своих слов, – мы… Мы справимся, слышишь? Мы останемся тем, кем были. Близкими друзьями. Всё пройдёт и перемелется. Всё простится и забудется.
Я не хочу тебя потерять.
–Прости. Я люблю тебя, Макс, люблю, но… я не могу, – он сцепил пальцы в замок ,и я увидел, как они побелели.
– Я знаю. Всё будет хорошо. Верь мне, – я сам искренне пытался в это верить. – Вершитель я или кто! И я не держу на тебя зла, Шурф. Я всё понимаю.
Я встал. Он тоже поднялся.
– Я никогда не напомню тебе об этом, – сказал я.
– Я тоже.
Я сделал шаг ему навстречу и обнял, прощаясь. Прощая.
Медленно отстранился – и шагнул к себе, в Мохнатый Дом.
А сейчас, спустя пару дюжин дней, я сидел в траве, прислонившись к гладкому древесному стволу недалеко от Явного входа в Иафах.
«Леди Сотофа, можно, я к вам зайду в гости сейчас?» – послал я Зов самой могущественной ведьме Соединённого Королевства.
«Что, припекло, мальчик?»
«Угу», – просто ответил я.
«Заходи, конечно».
Я встал, отряхнулся, попытался придать физиономии не совсем уж удручённый вид – и шагнул в беседку к леди Сотофе Ханнемер.
Она оглядела меня с ног до головы и покачала головой:
- Да уж… Ну что с тобой будешь делать, пойдём-ка, сэр Макс, пить камру.
Мы уселись в плетёные кресла, она заботливо подливала ароматного напитка в чашку, подталкивала ко мне кусочек дивного пирога, приготовленного её «девочками» по старинным рецептам, хранящимся в Ордене Семилистника, но у меня совершенно не было аппетита.
– Расскажешь?
– А надо? – откровенно говоря, пересказывать эту историю у меня желания не возникало.
– Нет, конечно, – ответила она почти испуганно, – я и так всё знаю. Но готова выслушать.
– Тогда я не стану.
И тут же понял, как мне хочется рассказать обо всём, что мучило и грызло меня всё это время: о том, как я не мог уснуть, как ворочался часами в постели, как скучал по Шурфу – руками, губами, всем телом… О том, как я вспоминал и радостное, и грустное, что роднило нас с ним. Вспоминал поездку в Кеттари, где он был смешным Гламой, а я – его нелепой жёнушкой, бледной копией обворожительной Мерлин Монро. Я хотел рассказать ей про свои бесконечные ночи – длинные, мучительные, в которых минуты тянулись невообразимо долго, и не было никакого намёка на облегчение. О том, как я кусал губы до крови, потому что нестерпимо хотел коснуться ими его губ, кончиков его пальцев, его упрямого подбородка, его чёрных волос, его ресниц, его тёмной души.
О том, как я не мог забыть – никак, хотя искренне старался – его запах, его прикосновения, и как он припечатал меня к этой дурацкой двери, его жаркий шёпот, который я продолжал слышать, стоило мне только закрыть глаза, его объятия, в которых я засыпал. Я хотел рассказать о том, как я забивал свои дни до предела, ввязывался во все дела, даже в те, которые не относились к нашему ведомству, чем приводил в немалое изумление Трикки Лая – нынешнего главу полиции. Я делал всё, чтобы хоть как-то отвлечься и увлечься, даже занимался дыхательной гимнастикой – с завидной регулярностью, но стоило мне закрыть глаза и погрузиться в лёгкую полудрему, как я словно бы наяву снова и снова переживал то, что было между нами. А потом выпадал из этого забытья в реальность – настоящую, холодную, окружающую меня девственно-чистой пустотой, немыслимой стерильностью безмолвия.
Я мог бы рассказать ей о том, как складывался пополам от боли после того, как желал ему хорошего утра или доброй ночи, потому что мы с ним продолжали общаться – пусть немного скованно, натянуто, но я знал, что это пройдёт. Знал это и он.
Это было нечто, в кои-то веки неподвластное мне, от чего я терял разум, от чего моё тело ныло и бунтовало, от чего я становился одним сплошным оголённым нервом.
И я так больше не мог. Время, говорил я себе, на всё нужно время, но прошло – сколько? – три, четыре, пять дюжин дней? Нет, кажется, больше – семь. И эта боль не заканчивалась, не ослабевала. Она просто жила во мне, со мной. Сны, в которых мы с ним бродили по Шамхуму, сменялись холодной мозаичной реальностью Ехо.
– Да, Макс, крепко тебя припекло, – сказала леди Сотофа.
Конечно, глупо было надеяться, что она ничего не поймёт. Да я, в общем, от неё и не собирался скрываться.
– Есть у меня одна вещь, которая точно сможет тебе помочь. Погоди, я сейчас, – и она скрылась за увитыми странными синими растениями стенками беседки.
Я облегчённо вздохнул. Надо было раньше к ней прийти. Что я за дурак-то, а!
– Не надо было, Макс, – ответила леди Сотофа на мои невысказанные мысли, бесшумно появляясь в беседке, – ты справлялся сам, пока мог. Это правильный подход.
И протянула мне прозрачную склянку с мутной зеленоватой жидкостью.
– Что это? – осторожно спросил я, памятуя о том, что зелья этого мира действуют на меня не всегда благоприятно, вот хоть супчик Отдохновения вспомнить – до сих пор наизнанку выворачивает. Хотя от Коббиного пойла, которым он меня потчевал, превращая из взрослого мужика в подростка, мне как раз ничего и не было, ну, кроме действия самого снадобья.
– Не бойся, Макс, хуже, чем сейчас, тебе не будет, – леди Сотофа, разумеется, правильно истолковала мои опасения, – это особая версия Эликсира Забвения. Не такое уж редкое средство в столице. Как ты сам до него не додумался?
Я опешил. Точно, я что-то такое слышал, но…
– Леди Сотофа, погодите, я же ничего не путаю? Если я приму этот эликсир, то просто забуду Шурфа, да? Но… Нет, я так не хочу, не могу, – мысль о том, что я смогу забыть его, не укладывалась у меня в голове, да и как ей было уложиться? Этого я решительно не хотел. Чтобы всё исчезло? Все эти годы, которые мы так или иначе провели вместе, как мы прикрывали друг друга, сколько каждый из нас друг для друга сделал – это всё было настолько ценно и важно, что я решительно не хотел забывать.
– Погоди, Макс, не тараторь, разве бы я стала тебе предлагать такое? – Сотофа недовольно поджала губы. – Это совсем другое средство. Ну, скажем, не кардинально другое – я же сказала, что это особая версия. Ты забудешь только определённый отрезок времени, тот, который ты выберешь для себя. Ты сможешь стереть из памяти некоторые события, происходившие с тобой и с этим человеком, только в определённый отрезок ВАШЕГО С НИМ времени. Все остальные события того периода ты будешь отлично помнить. Просто исчезнет некая часть вашей совместности. Ты понял?