Но тут и самим тревожно стало, кажется мужику, что отяжелела телега, ровно груз на ней непомерный, да и лошадь вся в мыле. Оглянулись, а из-под мешков, которыми барана укрывали, торчат ноги человеческие. Скинул мужик тряпки, а с воза старик соскочил. Сам седой, белая рубаха до пят – по обочине скачет и в ладоши хлопает, смеется. Потом быстрехонько в лес убежал. Вот что бывало-то в старину.
А еще другой случай, уж тому-то сама я была в свидетелях. Сидели мы раз с мамой в доме под вечер. Тихо было, тогда ведь ни радио, ни телевизоров в деревнях не знали. И вдруг из подполья послышался резкий звук, будто кто-то неумело развернул гармонику, потом еще раз и еще. Жалостно эдак, с надрывом… Помню, мама сразу креститься начала, к беде, говорит это, к беде большой. А вскорести пришло известие, что заболела сестра Дуся. Она тогда училась в Ишиме на агронома, жить пришлось в холодном подвале, с продуктами тоже плохо было. Дуся подхватила воспаление легких, приехала домой подлечиться. Здесь ее и схоронили.
Меня всегда привлекали загадочные, необъяснимые наукой явления. Я собирала газетные вырезки о снежном человеке, НЛО. Я взяла в библиотеке старую подшивку журнала «Очевидное – невероятное». Прочла за несколько дней, и долго потом ходила сама не своя. Какой удивительный мир развернулся передо мною!
Люди могут передавать мысли на расстоянии, исцелять прикосновением руки, заглядывать в будущее. Мне так захотелось открыть у себя какие-нибудь экстрасенсорные способности. Я начала пробовать – лечила бабу методами Джуны. Усаживала бабу на стул, водила над ее головой руками – убирала «плохую энергетику». Только, похоже, это совсем не помогало ей. Как-то ночью я проснулась от скрипа половиц в горнице. Не включая свет, бабушка ходила по комнате, держась за голову.
— Вот, ведь, черти проклятые, совсем вы меня измучили! А ведь это все Клавка – сука наделала! Погоди! Бог – то все видит!
Такие ночи стали повторяться чаще. После полуночи бабушка просыпалась и начинала жаловаться, молиться и проклинать кого-то. Она стонала на своем диванчике, а потом вскакивала и принималась ножом крестить окна, чтобы отпугнуть нечисть. Это было жуткое зрелище. Я, конечно, всеми силами пыталась ее успокоить.
— Ну вот сама подумай, зачем им колдовать на тебя каждую ночь? Им же тоже хочется спать ночами. Что у этой же Клавы других забот нет, кроме как сжить тебя со свету?!
— Да, ты не знаешь ничего… Таких людей черти заставляют. Старые люди говорили, черти знахарям покоя не дают – работы просят. А работа для них - помучить кого-нибудь. Пока колдун им дает задания, сам спит спокойно.
Мне стало страшно. Но ведь есть же Бог, он же все это видит. И еще Он сказал, что если двое будут вместе молиться об одном, Господь услышит и обязательно защитит. Баба сомневалась.
— Есть, Наташа, время такое – от полуночи до трех часов ночи. Тогда Бог бессилен, тогда черные дела творятся. До трех часов ночи люди молятся Сатане, а после трех – Господу, а Господь милостив – Он всех прощает.
Я этого не понимала. И просидев несколько ночей без сна, осталась ночевать дома. Потом баба не раз еще уговаривала меня вернуться, но я уже привыкла к своей комнате и полюбила эти спокойные домашние вечера. Перед сном я мыла посуду, приносила в дом воды, повторяла уроки. Уже лежа на своем диванчике, я читала любимые книги – стихи А. Ахматовой и Н. Гумилева, М. Цветаевой. Мама долго еще смотрела телевизор, за стенкой посапывали папа и брат. Дома было хорошо и спокойно.
Правда, порой мне казалось, что, оставаясь ночевать у родителей, я предала бабу, оставила ее наедине с кошмарами. И чувствуя за собой вину, я каждый день приходила к бабушке, мы вместе читали Евангелие, разговаривали о школе, о моих планах на будущее. Иногда бабуля, словно очнувшись, говорила мне:
— Я ведь сама себе все это выдумываю, сама себе внушаю. И себя и вас мучаю. А в голове словно вода кипит – думы, мои думы… Куда же от вас деться?! Только бы с ума не сойти, вот горе-то будет где!
Папа очень переживал за нее, мама за папу, а я за них за всех. Однажды мама неосторожно разоткровенничалась с бабушкиной сестрой – Полиной Петровной:
— Старушка-то у нас совсем плоха. Надо бы ее отвезти подлечиться.
В тот день папа пришел с работы мрачнее тучи. Я слышала, как они ругались с мамой:
— Да я тебя раньше в дурдом отправлю! Ненавижу тебя, дура!
И еще много- много разных грубых, тяжелых слов. Мама плакала. Мне казалось, что на меня рушатся стены. Папа, мой дорогой папа мог говорить такое! Никогда раньше я не слышала от него бранного слова. В моих глазах он всегда был тонкой натурой, настоящим интеллигентом. Не помня себя, я подошла к нему: