— Как ты так можешь? Я думала, что ты можешь все понимать, что ты сильный. Я разочарована в тебе.
Никогда не забыть мне его холодных, пустых глаз.
— Ну, что же? Я обычный человек.
Это было очень больно и невыносимо слышать. Я выбежала на улицу. Я не знала, как мы все вместе будем жить после этого, как будем смотреть друг на друга, что станем говорить при встрече. Неужели когда-то это может забыться и все снова будет хорошо. Папа будет прежним – добрым, веселым и родным. Неужели это возможно теперь?!
После той неприятной сцены папа целыми днями сидел у бабушки и даже оставался у нее ночевать. Домой приходил только пообедать, поскольку бабушка давно уже перестала готовить. Еду ей приносили из нашего дома. Папа не разговаривал с нами, смотрел мимо нас. Мама винила только себя, зачем поделилась сокровенными мыслями с папиной теткой, надо было держать все "крамольные" мысли при себе. Мама опять по кусочкам склеивала нашу жизнь. А я сразу приняла папины правила. Молчал он – молчала я. Это оказалось легче, чем я могла представить.
И наша "холодная молчаливая война" продолжалась еще долго-долго, даже после того как мама и папа помирились.
В то время, в классе десятом, я как раз столкнулась с новым страхом. Я начала бояться, что растолстею и стану похожей на маму. Ее фигура в моих глазах была далека от совершенства. Папа частенько подшучивал по этому поводу. И тогда я решила, что мужчинам нравятся только стройные, подтянутые женщины. И если я вдруг стану толстухой, никто не будет любить меня.
А ведь это было очень для меня важно – любовь какого - то мужчины. Схему моей жизни, да и вообще жизни обычной женщины тогда я представляла подобным образом: учеба в школе, учеба дальше уже на какую-то профессию, замужество и дети, работа, воспитание и учеба детей. Так жили знакомые мне семьи. Это был общепринятый вариант со множеством отклонений. Из разговоров взрослых я поняла, что одинокая женщина - это подозрительно, а одинокая женщина с ребенком – стыдно. Стыдно было еще не иметь машины.
— Чтобы найти богатого мужа с машиной и квартирой, нужно быть красивой, ухоженной и умно себя с ним вести.
Иногда после таких слов во мне просыпался протест. Иногда отчаяние. Казалось, все люди вокруг живут по законам джунглей и тогда богатый муж получается хорошей добычей на приманку стройного тела и смазливого личика.
— А чего же ты хочешь, голубушка? Рай в шалаше? Из такого рая любовь исчезает быстро, а на ее место приходит скука и разочарование.
Я тогда не думала о дворцах и шалашах. Я просто хотела нравиться, я хотела быть красивой, чтобы заслужить чье-то одобрение. У любви ведь столько условий, разве она может дариться бескорыстно? Постепенно я собрала целую папку с вырезками из журналов «Здоровье» и «Крестьянка». В специальный альбом я вклеивала комплексы физических упражнений и советы косметологов. Я перестала кушать конфеты и начала заниматься гимнастикой. Даже пробовала сесть на диету.
До сих пор отчетливо помню то унылое утро. На столе передо мной замоченная в кипятке овсянка. Я с трудом смогла проглотить несколько ложечек этой серой безвкусной массы. Стало вдруг так тоскливо. А ведь овсянку, приготовленную подобным образом, рекомендовалось кушать по утрам всю неделю. Правда, рецепт включал еще яблоки, курагу, мед или сгущенку, но я решила сэкономить на сладком. Вот уж поистине мой «Скорпионовский» характер – из крайности в крайность!
Я начала внимательнее за собой следить. Заметила, что люблю жевать, глядя в телевизор, читая книгу. Сосать леденцы, хрустеть печеньем просто без дела болтаясь по дому. Помню, мама однажды купила свежих булочек и сварила какао. А как раз утром этого дня я решила на целую неделю отказаться от лишних калорий. По комнате плыли ароматы выпечки и горячего шоколада. Я как зомби подошла к столу и, чувствуя себя преступницей против своего тела, разломила мягкую булочку.
Потом я положила кусочек в рот и медленно-медленно начала жевать, запивая какао. Вдруг к горлу подкатила тошнота, мне почудилось, что во рту у меня огромный кусок из ненавистных калорий, которые только и мечтают прибавить жира моим бокам. Со слезами на глазах я выплюнула тесто, отодвинула стакан. Неужели до конца своих дней я обречена отказываться от любимых, самых вкусных блюд?! Неужели я теперь всю жизнь должна буду мучить себя гимнастикой?! И все равно никуда ни деться от этой проклятой наследственности! О, как же я завидовала девочкам, у которых в семье были только худые женщины!
Подобные мысли приносили ощущение безысходности, а лучшим успокоительным средством оставались пирожки и варенье. Это был какой-то замкнутый круг. Я начинала ненавидеть свое тело. Мне казалось, что с возрастом я буду становиться все толще и толще. Спрашиваю себя сейчас – что это было за наваждение?