Поводом послужит военная неудача, народный голод, стачка в Петрограде, мятеж в Москве, дворцовый скандал или драма - всё равно; но революция - ещё не худшее зло, угрожающее России.
Что такое революция в точном смысле этого слова? Это замена путём насилия одного режима другим. Революция может быть большим благополучием для народа, если, разрушив, она сумеет построить вновь. С этой точки зрения революции во Франции и в Англии кажутся мне скорее благотворными.
У нас же революция может быть только разрушительной, потому что образованный класс представляет в стране лишь слабое меньшинство, лишённое организации и политического опыта, не имеющее связи с народом.
Вот, по моему мнению, величайшее преступление царизма: он не желал допустить, помимо своей бюрократии, никакого другого очага политической жизни. И он выполнил это так удачно, что в тот день, когда исчезнут чиновники, распадётся целиком само русское государство.
Сигнал к революции дадут, вероятно, буржуазные слои, интеллигенты, кадеты, думая этим спасти Россию. Но от буржуазной революции мы тотчас перейдем к революции рабочей, а немного спустя - к революции крестьянской. Тогда начнется ужасающая анархия, бесконечная анархия - на десять лет или более. Мы увидим вновь времена Пугачёва, а может быть, и ещё худшие времена».
Эта уверенность в скорой революции помогла Путилову. Он успел перевести часть капиталов в Европу (около 15 млн. руб. – на наши деньги примерно 15 млрд. руб.), в эмиграции во Франции основал банк, вёл активную жизнь масона и умер в благополучии в 1940 году в возрасте 74 лет.
Вся наша жизнь - борьба?
Легко понять против чего ты борешься, гораздо труднее разобраться - для чего...
Олег Цендровский
Между Ницше и Буддой: счастье, творчество и смысл жизни
Существует один ловкий способ, каким в Индии ловят мартышек. Для этого берётся сосуд с узким горлышком и закапывается в землю – так, чтобы выглядывала только верхушка. Вокруг рассыпается пригоршня конфет, и ещё немного бросают внутрь. Мартышка видит конфеты и подходит полакомиться. Когда угощение заканчивается, она ныряет лапой в закопанный кувшин и хватает целую горсть. Но вот незадача: вытащить её не получается.
Обезьяна тянет и тянет, она пробует вытащить лапу рывками, она упирается в землю и истошно кричит, однако пальцев не разожмёт. Теперь ей, увы, уже никогда не выбраться из этой обманчиво простой ловушки. Она будет сидеть возле кувшина и час, и ночь, и сутки, но жадная хватка не ослабнет. Некоторое время спустя подойдет охотник и спокойно, буднично, без какой-либо спешки, огреет каждое пойманное животное дубинкой по голове.
Мартышка – одно из умнейших животных в природе, мы же, homo sapiens – самое умное. Несмотря на свой ум, мы не сознаём необходимости разжать хватку, даже когда на кон поставлены свобода и жизнь, что уж и говорить о счастье. Человек – бессменный заложник движущей им силы желания, оно так охватывает и ослепляет его, что не только лишает душу покоя и света, но и толкает на безумства и в конечном счёте чинит препятствия себе самой. Люди всех эпох и народов подмяты этой властной стихией, но только в западной философии мы находим её концептуальное возвеличивание и стремление к максимизации.
Мысль Востока оказалась здесь проницательнее, и её решением, фигурально выражаясь, является вообще не прикасаться к конфетам и нейтрализовать само влечение к ним, уйдя в лес медитировать.
Гася огонь желания, человек успокаивает возмущения сознания и обретает счастье. Последнее, однако, лишается интенсивности и многомерности, обретаемых через привязанность, а его творческие возможности идут на убыль, так как порыв и накал есть ключевые ингредиенты роста.
Свобода от желания
Восточная и западная этика предлагают крайние решения: либо уничтожение желания, либо чреватое бедами его бесконтрольное высвобождение. Обеим позициям свойственны неизбежные изъяны, которые могут быть устранены или смягчены, если соблюсти срединную дистанцию между этими полюсами – наподобие того оптимального расстояния, на котором Земля расположена от Солнца.