– Мама – это моя мама. В смысле моя мать, – раздраженно сказала Дженна.
– И как ее зовут, позволь узнать? – спросил призрак, сверля девочку взглядом.
– Это не ваше дело, – сердито ответила принцесса.
– Случайно, не Сара Хип?
Дженна молчала и сердито смотрела на призрака, мечтая, чтобы он убрался восвояси.
– Не дождешься, никуда я не уберусь, внученька. У меня тут свои дела. И мы обе знаем, что эта особа Сара Хип – не твоя настоящая мать.
– Для меня она мать, – буркнула Дженна.
– Кто для тебя кто, внученька, не имеет значения. Правда в том, что твоя настоящая мать, точнее, ее призрак, сидит в своей башне и не удосуживается дать тебе королевское образование, поэтому ты больше похожа на безродную служанку, чем на настоящую принцессу. Позор, стыд и позор, но я это исправлю, во благо той убогой дыры, в которую превратился мой Замок и мой Дворец.
– Это не ваш Замок и не ваш Дворец, – возразила Дженна.
– Вот в этом, внученька, ты ошибаешься. Он был моим раньше и скоро снова станет моим.
– Но…
– Не перебивай! А теперь я ухожу. Тебе уже давно пора спать.
– Да рано еще! – возмутилась Дженна.
– В мои времена все принцессы без исключения, пока не становились королевами, ложились спать в шесть часов. Я сама ложилась спать в шесть часов каждый день, пока мне не исполнилось тридцать пять лет. И мне это нисколько не повредило!
Дженна в изумлении смотрела на призрака. А потом вдруг улыбнулась при мысли о том, какое облегчение, наверное, испытывали все во Дворце, когда в те времена наступало шесть часов.
Королева неправильно истолковала улыбку Дженны.
– Вот, наконец-то ты начинаешь соображать, внученька. А теперь давай ложись, у меня еще есть важное дело. Увидимся завтра. Можешь поцеловать меня и пожелать мне спокойной ночи.
Дженна пришла в такой ужас, что королева отпрянула и сказала:
– Ладно, вижу, ты еще не совсем привыкла к своей новой бабушке. Спокойной ночи, внученька.
Девочка не ответила.
– Я сказала «спокойной ночи, внученька»! Я не уйду, пока ты тоже не пожелаешь мне спокойной ночи.
Повисло натянутое молчание, пока Дженна не поняла, что больше не может видеть длинный нос этого призрака.
– Спокойной ночи, – холодно произнесла она.
– Спокойной ночи, бабушка! – поправила королева.
– Я никогда не буду звать вас бабушкой, – сказала Дженна, когда, к ее огромному облегчению, призрак начал исчезать.
– Будешь, – раздался из пустоты тоненький голосок призрака. – Будешь…
Принцесса схватила подушку и в ярости швырнула ее в сторону голоса. Ответа не последовало: призрак ушел. Припомнив совет тетушки Зельды, Дженна медленно сосчитала до десяти, чтобы успокоиться, потом взяла «Историю нашего Замка» и быстро открыла тринадцатую главу. Глава называлась «Королева Этельдредда Ужасная».
4
«Дыра в стене»
Пока Дженна изучала тринадцатую главу, Септимус Хип – ученик Архиволшебника – как раз попался за чтением того, что ему не положено было читать. Марсия Оверстренд, Архиволшебник Замка, была вынуждена временно отступить из кухни, не в силах уладить раздор между кофейником и печью. В полном негодовании она решила оставить все как есть и проведать своего ученика. Она нашла его в библиотеке Пирамиды – он был поглощен чтением груды старых, истрепанных бумаг.
– И чем это, интересно, ты занимаешься? – требовательно спросила Марсия.
Септимус виновато подскочил и засунул бумаги под учебник, по которому должен был готовиться.
– Ничем.
– Я так и думала, – сердито ответила Марсия и смерила ученика взглядом, стараясь, хотя и не совсем успешно, сохранять суровое выражение лица.
Септимус испуганно таращился на нее зелеными глазами, его кучерявые соломенные волосы были скручены в жгутики – Марсия давно заметила за ним привычку в задумчивости наматывать их на палец.
– На случай если ты подзабыл, – напомнила она, – ты должен повторять материал перед экзаменом по практическим предсказаниям, который, между прочим, завтра. А не читать какую-то макулатуру пятисотлетней давности.
– И вовсе это не макулатура, – возразил Септимус, – это…
– Я прекрасно знаю, что это, – сказала Марсия. – Я уже говорила тебе. Алхимия – это полная чепуха и пустая трата времени. Ты еще носки начни варить в надежде, что они превратятся в золото.