Вскоре после свадьбы Евфимии захотелось посетить наши горы. Она приехала сюда, и я должен сознаться, что ее поведение, всегда в высшей степени милое, любезное и ровное, вызывало у меня невольно удивление.
Прошло два года, а между тем ничто не нарушало спокойного течения нашей жизни. Обе зимы мы провели в соседнем городе, но и там баронесса выказывала своему супругу такое безграничное, почтительное уважение, такое внимание к малейшим его желаниям, что ядовитая зависть должна была умолкнуть и ни один из молодых людей, мечтавших о свободном и удачном ухаживании за очаровательной дамой, не смел позволить себе относительно нее самой легкой вольности.
Однако в минувшую зиму мне опять суждено было стать единственным скептиком, который, охваченный своею прежней, едва заглохшей идиосинкразией, снова начал питать жестокое недоверие к добродетелям баронессы.
Ревностным поклонником Евфимии до ее замужества был граф Викторин — молодой, красивый майор почетной гвардии, занимавшей, поочередно с другими частями войск, караул в нашем городе. Казалось, Евфимия несколько отличала его из толпы остальных ухаживателей. Одно время поговаривали, будто между блестящим графом и племянницей губернатора существуют более близкие отношения, чем позволяло предполагать ее поведение в обществе. Впрочем, этот слух замолк так же глухо, как и возник. Как раз в прошлую зиму граф Викторин жил снова в городе и, понятно, бывал у нас в доме. Он делал вид, будто нисколько не интересуется баронессой и даже умышленно избегает ее, но я часто подмечал, какими многозначительными взглядами обменивались они, когда думали, что никто за ними не следит. В их глазах горело тогда всепожирающее пламя безумных желаний и страстного томления. Однажды у губернатора собралось избранное общество. Я поместился в нише окна, так, что меня почти скрывали густые складки роскошных занавесей. В двух или трех шагах от меня остановился граф Викторин. В это время мимо него проходила Евфимия в изящном костюме, в полном блеске всепокоряющей красоты. Граф схватил в порыве страсти ее руку, но так, что никто, кроме меня, не мог заметить этого. Я видел, как она вздрогнула от его прикосновения и бросила на него не поддающийся описанию взгляд. Ах! Она была в ту минуту олицетворением пламенной любви и сладострастия, которое жаждало удовлетворения. Она обменялась с ним шепотом несколькими словами, которых я не разобрал. Вдруг Евфимия, вероятно, заметив меня, быстро отвернулась, но я совершенно ясно расслышал произнесенную ею фразу: «За нами следят». Я оцепенел от ужаса, удивления и страдания. Ах, преподобный отец! Как я опишу вам мое тогдашнее состояние? Вспомните только о любви и неизменной преданности, связывающих меня с бароном! Страшные мои предчувствия сбылись. Слова, которые я услышал, открыли мне существование тайной связи между баронессой и графом. Я счел долгом молчать до поры до времени, но твердо решился стеречь, как Аргус, Евфимию, чтобы, имея в руках доказательства ее преступности, разбить позорные цепи, которыми она опутала моего несчастного друга. Но кто может бороться с дьявольской изворотливостью и коварством этой женщины? Напрасны были все мои старания. Сообщить барону то, что мне пришлось один раз видеть и слышать, было бы просто смешно. Я прекрасно понимал, что эта змея найдет всегда достаточно отговорок, дабы выставить меня дураком, которому во всем мерещится пошлая интрига. Мы переехали сюда раннею весною, когда в горах лежал еще снег, что не мешало мне совершать пешком длинные прогулки. Однажды я встретил в соседнем селении крестьянина, походка и движения которого показались мне не совсем естественными для простолюдина. Когда он оглянулся, я узнал в нем графа Викторина. Молодой человек мгновенно скрылся за постройками, и мне, несмотря на все старания, не удалось его разыскать. Чем иным можно, однако, объяснить это переодевание, как не соглашением с Евфимией? Я наверно знаю, что и теперь граф находится где-то поблизости (я видел, как недавно проскакал мимо нас его егерь), хотя не понимаю, почему он не посещает баронессу в городе, где она живет в настоящее время. Три месяца тому назад губернатор опасно заболел и пожелал видеться со своей племянницей. Она немедленно отправилась с Аврелией в город. Барон хотел сопровождать их, но его удержало здесь нездоровье. Как раз тогда обрушились на наш дом несчастье и печаль. Евфимия вскоре после своего отъезда написала барону, что Гермоген неожиданно впал в меланхолию, часто сменяющуюся припадками безумного бешенства, что он скитается один по городу, проклиная себя и свою судьбу, и что все старания его друзей и врачей не увенчались до сих пор ни малейшим успехом. Можете себе представить, преподобный отец, какое впечатление произвело на барона это известие. Вид несчастного сына слишком глубоко потряс бы его, а потому я поехал в город один. К этому времени у Гермогена благодаря энергичному лечению прошли припадки безумного исступления. Осталась тихая меланхолия, которую врачи считали неисцелимой. Гермоген был глубоко тронут моим приездом и сообщил, что несчастная судьба вынуждает его навсегда отказаться от избранной им карьеры, так как только в монастыре он может спасти свою душу от вечного проклятия. Я застал молодого человека в том костюме, в котором вы только что его видели. Несмотря на протесты Гермогена, мне удалось привезти его сюда. Теперь наш юноша спокоен, но не отказывается от мысли, засевшей в его голове. Все старания узнать причину его ужасного состояния остаются бесплодными, хотя, открыв эту тайну, мы, быть может, сразу нашли бы и средства к его исцелению.