ВЛ: Мне было бы очень трудно считать такую мысль даже отдаленно похожей на правду. Я удивлена, что вы сказали все это, даже не покраснев.
АС: Меня сложно заставить покраснеть, мисс Лоун. Почему бы вам не ответить на вопрос?
ВЛ: Я думала, что уже дала ответ.
АС: Он меня не удовлетворил.
ВЛ: Я понимаю, что ваша неудовлетворенность делает вас не слишком счастливой, и потому я…
(Публика аплодирует.)
– …и потому я не хотела бы вас расстраивать еще больше. Что ж, я отвечу на вопрос более развернуто. Я считаю, что работа актера в лучшем ее виде – это благородное занятие. Если роль вытекает из желания показать жизнь такой, какая она есть, а не просто провести энное время перед камерой за энную сумму денег, тогда эта работа становится столь же важной, как труд учителя или писателя, потому что она кристаллизует мир для публики; она сохраняет прошлое, она позволяет людям, живущим довольно ограниченной жизнью, исследовать мир, с которым они, возможно, никогда не соприкоснутся…
АС: Сейчас мы уйдем на короткий перерыв, на рекламу.
ВЛ: И, если не возражаете, я предпочла бы не обсуждать мою личную жизнь.
АС: У «звезды» не бывает личной жизни.
ВЛ: Ваше мнение может быть и таким. Но я его не разделяю.
АС: У вас есть особые причины для того, чтобы не говорить о мистере Ромито?
ВЛ: Мы всегда были добрыми друзьями…
АС: О, Бога ради, дорогая Валери, это звучит как заранее подготовленный пресс-релиз: «Мы были добрыми друзьями».
ВЛ: Вам трудно принять простое «да» за ответ?
АС: Я кое-что скажу вам, мисс Лоун. Сегодня мне позвонил один джентльмен, вызвавшийся прийти к нам сегодня вечером для того, чтобы задать вам несколько вопросов. Камеру на гостя. Как вас зовут, сэр?
ХАСКЕЛЛ БАРКИН: Меня зовут Баркин. Хаскелл Баркин.
АС: Я так понимаю, что вы знакомы с мисс Лоун.
ХБ: Можно сказать и так.
ВЛ: Не понимаю. Не думаю, что мы когда-либо встречались с этим джентльменом.
ХБ: Скажем, почти.
ВЛ: Что?
АС: Может, позволим мистеру Баркину рассказать свою историю, мисс Лоун?
Она сошла со сцены. Ее трясло. Ромито видел первую часть интервью в своем отеле в Санта-Монике. Он помчался в студию. Когда Валери вышла из света прожекторов, он уже ждал ее – и она просто упала ему на грудь.
– О Боже, Эмери, я так напугана…
Круз был в ярости. И-за кулис он направился в гримерку Аделы Седдон. У Хэнди была своя миссия.
Публика выходила из студии. Хэнди ринулся к боковому выходу, свернул в переулок и направился к паркингу. Баркин размашистым шагом направлялся к огромному желтому «континенталю».
– Баркин! – заорал Хэнди. – Ах ты гондон штопаный!
Баркин повернулся и застыл на полушаге. Волосы его были гладко зализаны для появления в ТВ-студии, а в костюме он смотрелся анахронизмом, как Кинг-Конг в кальсонах. Но мышцы на его груди и плечах выглядели пугающе.
Он ждал Хэнди.
Маленький рекламист быстрым шагом пересек паркинг.
– Сколько тебе заплатили, сукин сын? Сколько? Сколько, пидор ты этакий?
Баркин слегка присел, сжал кулаки и подогнул колени. Лицо красивое и бесстрастное. Он был в ожидании удара. Сейчас Хэнди выл, словно конфедерат, идущий в штыковую атаку на северян. Он несся на Баркина, стоявшего между «корветом» и припаркованным возле него «универсалом».
Но в последний момент, вместо того, чтобы обежать «корвет», Хэнди чудесным образом взлетел в воздух и, не сбавляя темпа, запрыгнул на капот «корвета», словно чемпион по десятиборью. Баркин разворачивался, ожидая, что Хэнди спрыгнет с капота спортивной машины. Но рекламист внезапно обрушился на него как охотничий сокол, прежде чем Баркин успел встать в боевую стойку.
Хэнди пролетел по «корвету», оставив вмятину на капоте, и бросился на Баркина головой вперед. Пролетев по воздуху, он врезался в Баркина как пушечное ядро.
Удар пришелся Баркину в грудь, руками же Хэнди вцепился в глотку пляжного гуляки. Баркин шумно выдохнул и отшатнулся, прижавшись к корпусу «универсала». Радиоантенна, на которую он налетел, нагнулась, и сразу же сломалась. Баркин заорал, когда острый край антенны распорол его пиджак и врезался в мышцы спины. От боли он сложился напополам, и Хэнди отскочил от него, оказавшись в пространстве между двумя автомобилями. Баркин, когда рекламист пролетал мимо него, пнул Хэнди в живот.
Хэнди упал на плечи, боль пронзил его от груди до паха. Грудная клетка его словно наполнилась крапивой, и на секунду ему показалось, что он вот-вот обмочит штаны.
Баркин попытался его достать, но антенна держала его как рыболовный крючок. Он рванулся вперед, ткань затрещала, но антенна не сдавалась. Он, изогнувшись, тянулся к Хэнди, извиваясь и сгибаясь, но никак не мог дотянуться до рекламиста. Хэнди попытался встать, и Баркин наступил на него – сперва на кисть руки, ломая противнику запястье и сдирая кожу руки. Потом удар ногой в грудь швырнул Хэнди назад, и он приземлился на задницу и локти.
Хэнди все-таки умудрился вскочить на ноги и забежать за «универсал». Баркин отчаянно пытался отцепиться от антенны, но она лишь раздирала ткань его пиджака, когда он извивался как червяк.
Хэнди взобрался на капот «универсала» и пополз по направлению к Баркину. Здоровяк попытался его достать, но Хэнди упал ему на шею и зубами вцепился в ухо Баркина. Пляжный гуляка снова завизжал, почти по-женски, и затряс головой как собака, старающаяся стряхнуть блоху. Хэнди держался, во рту он ощущал металлический вкус крови. Он протянул руку ко рту Баркина, потянув его губу вверх и в сторону. Растопырив пальцы второй руки, он ткнул Баркина в глаз, и накачанный красавчик заколотился о корпус автомобиля, как птица о прутья клетке. Потом боль его достигла пика, и он осел бессознательной массой. Он цеплялся за Хэнди и согнувшуюся антенну. Пиджак разорвался окончательно, и Баркин упал лицом вперед, грохнувшись о корпус «корвета» и потащив за собой Хэнди.
Упав, Баркин сломал нос. От боли качок потерял сознание и сполз на асфальт, осев в позе Будды. Хэнди споткнулся о его тело и упал на колени в промежутке между двумя машинами.
Опираясь на корпус «универсала», Хэнди встал и, не видя, что Баркин уже без сознания, с силой пнул его, носком ботинка попав ему по ребрам. Баркин упал на бок и больше не двигался.
Хэнди, прерывисто дыша, бродил между машин, пытаясь найти свой автомобиль. Наконец он вышел к «импале», сел за руль и, несмотря на туман в глазах, умудрился вставить ключ в замок зажигания. Кое-как он выехал с паркинга, поцарапав пару машин по дороге. Лучи его фар высветили ряд авто, среди которых стояли «универсал» и «корвет», и просматривался окровавленный мешок плоти, пытавшийся кое-как подняться на ноги и ощупывавший то, что когда-то было лицом, тем, что когда-то позволяло ему жить на широкую ногу.
Хэнди вел машину, не имея понятия, куда он едет.
Когда двадцать минут спустя он появился у двери Рэнди, она встретила его в коротенькой ночной сорочке, едва прикрывавшей бедра.
– Боже, Фред, что случилось? – спросила она, помогая ему войти.
Он рухнул на ее кровать, размазывая кровь по покрывалу. Рэнди стаскивала с него одежду, умудряясь поглаживать его гениталии и стремясь оказать ему всю посильную помощь.
Он не обратил на это ни малейшего внимания. Он уже спал.
Для Хэнди это был насыщенный день.
8
Газеты дружно подхватили эту историю. Они писали, что Валери Лоун вела себя великолепно, прорвавшись сквозь шквал злобы Аделы Седдон как несомненный, безусловный триумфатор.
Арми Арчерд назвал Седдон «сорокопутом» и предложил ей поискать в словаре разницу между «аргументом» и «скандалом», не говоря уже о разнице между «запугиванием» и «интервью». Валери стала народной героиней. Она вошла в логово дракона и вышла из него, волоча это чудовище за фаллопиевы трубы. Круз и Хэнди ликовали. На них вышел адвокат Хаскелла Баркина, стройный симпатичный мужчина по фамилии Тэбэк, и, казалось ему самому неловко представлять интересы Баркина. Когда Хэнди, Круз и вся армия адвокатов студии объяснили, что произошло, и Тэбэк поговорил с Хэнди наедине, адвокат вернулся к Баркину и посоветовал ему воспользоваться медицинской страховкой, подготовить его нынешнюю любовницу к тому, что ей придется раскошелиться на восстановление изуродованной физиономии, а также снять обвинения, потому что никто не поверит, что бездельник с габаритами Хаскелла Баркина мог быть избит таким мозгляком, как Хэнди.