Пробегая очередной пролет на лестнице я услышал душераздирающий женский крик и выглянул в ближайшее окно: на земле валялась медсестра, ее нога истекала кровью, а рядом лежал мужчина немного старше меня и из его головы торчал нож. Все было понятно — он обратился и захватил свою жертву. Медсестру оттащи во внутрь, а в головы тел, которые больше не подавали признаков жизни, втыкали ножи. Где-то среди них может быть Артем, Саша или даже Даша, возможно кровь Алисы закончилась и лечить раненых больше нечем. Перед моими глазами появилась картина массового сожжения, оно должно было наступить, как не крути, но, я не ожидал таких масштабов.
И вот, добежав наконец до оружейной, я заметил, что дверь в покои президента распахнута, и от туда доносятся звуки борьбы. Я медленно зашел внутрь и увидел, как Тэмпл бьет кулаками по лицу Алексея Ивашкина.
— Это ты выпустил их за пределы Кремля! — Удар! — Мы могли отстрелять большую часть со стен и не потерять никого! — Еще удар! — Ты трус, из-за тебя погибли десятки и еще сотни могут умереть! — Удар, удар, удар!
— Тэмпл! — Не выдержал я.
Он остановился и отпустил полумертвого Ивашкина, тот скатился по дивану на пол и упал бессознания.
— Он даже не смотрел! Просто лежал на диване, с бутылкой в обнимку, и спал мирным сном!
Седая прядь волос упала ему на лоб, я раньше не замечал, что его светло-русые волосы местами посидели. Тэмпл не выглядел на свои тридцать пять, если слухи, что ходили о нем и его отце — правда, то пацану пришлось довольно быстро повзрослеть и занять пост главнокомандующего. Он напоминал мне меня, когда я в один момент потерял всю семью, вот только у меня не было ни армии, не защищенных стен, за мной пришли военные и отправили на учения. Именно в тот день, когда я лежал в луже крови между своим сыном и женой — я лишился страха, словно его вырезали из моего мозга. Я больше не боялся ничего, скорее всего из-за того, что мне больше нечего было терять.
И вот передо мной стоит Тэмпл, его кулаки разбиты, с них стекает кровь, вокруг разбросаны бутылки, помятая постель, Ивашкин открывает глаза, смотрит на меня и кряхтит:
— Убей… его. Это… мой… приказ.
Я достаю пистолет из кобуры и сжимаю его в руках. Тэмпл смотрит в мои глаза, по нему видно, что он потерял все и всех, даже своих солдат, ему было не страшно умереть и воссоединиться с ними там, куда нам обещает попасть церковь, если мы не обратимся. Но, вместо того, чтобы стрелять, я передаю ему пистолет и тот с благодарностью принимает его.
— Жаль… что твой отец… не видит тебя… сейчас.
— Действительно, жаль. — Он направляет пистолет на Ивашкина, целясь прямо в голову, чтобы потом не пришлось разбираться с озверелым безумным. — Он бы гордился мной. — Выстрел.
Один и четкий точный выстрел, пуля проходить, насквозь и из старого дивана вылетает несколько перышек.
Тэмпл поворачивается и молча отдает мне пистолет. Я все еще не могу оторвать глаз от мертвого тела на полу. Правильно ли мы поступили? Останется ли эта тайна с нами навсегда? Сейчас это было не важно. Президент мертв, мы убили его вместе.
Выстрелы на улице прекратились почти что так же внезапно, как и начались. Мы поторопились спуститься, а в голове тем временем блуждала лишь одна мысль — неужели больше некому отстреливаться?
Выйдя на площадь мы рывком забрались на стену и посмотрели вдаль: безумные отступали, они разворачивались, и уходили туда откуда пришли. Солдаты ликовали, мы одержали победу и пусть пока никто не задумывался о ее цене. Меня же интересовало другое — что же это был за переломный момент, когда безумным больше не за что стало сражаться? Может они уже достигли своей цели?
Глава 30. Артем
Я видел сон, в нем все живое —
Погибло в солнечных лучах,
Мне было больно, я кричал,
Меня тащили злые волки —
Один из них злобно рычал.
Я плакал и просил пощады,
Хотел домой уйти скорей,
Вот только не сказали мне,
Что дома нет и на земле —
Таких, как я, осталось мало,
А скоро вовсе все умрут.
Я сдался, сердце отказало,
А в мозг вонзили острый прут.
— Стихотворение неизвестного поэта.
Война была окончена — неживые одновременно остановились и все, как один, молниеносно разбежались по разным углам. Ошарашенные солдаты даже не поняли, что нужно делать — бежать за ними или оставаться на местах. В конце концов, послышалось ликование, выжившие хлопали, обнимались, кричали о победе, одни плакали, другие ненормально смеялись во весь голос. Через полчаса медиков выпустили за границу стены, но спасать там было уже некого. Почти все тела были изуродованы до такой степени, что лекарство им уже не поможет. Среди таких были совсем юные добровольцы лет четырнадцати — шестнадцати, как юноши, так и девушки. Спустя еще пять минут за стеной послышался шквал выстрелов — так избавлялись от тех, кому не суждено было жить.