Наконец Дженни легла в теплую постель, Картер укрыла ее, заботливо подоткнув одеяло. Открыла окно и отдернула занавеску. И еще вроде бы Картер сказала: «Благослови тебя Господь, дитя мое!» Или это был отголосок чего-то что Дженни чувствовала и знала?
Свет погас, и по комнате разлился слабый лунный свет.
Дженни заснула. Она спала без снов, без внезапных, резких пробуждений. Ее окутывали уютное тепло и покой. Но и этого было достаточно.
Еще не совсем проснувшись, она поняла, что уже утро и что она в незнакомой постели. Свет был неярким, приглушенным. Значит еще совсем рано. Окончательно проснувшись, она начала вспоминать, что же произошло, но в тот момент, когда память стала проясняться, она услышала с двух сторон шепот:
— Наконец вы проснулись!
— Мы думали, вы никогда не проснетесь!
— Мы сидели тихонько, как мышки!
— Пообещали себе, что будем сидеть тихо-тихо.
— Но теперь вы уже проснулись! Правда?
— О, дорогая, ну проснитесь, пожалуйста!
Дженни, высунула руки из-под одеяла и потянулась, и тут же их схватили два маленьких толстеньких существа в халатах с медвежатами. В одно мгновение они каким-то чудом оказались в ее кровати, пухлые ручонки обхватили ее шею, а в уши с обеих сторон ткнулись холодные носы.
— Мы страшно замерзли, но мы ждали, пока вы проснетесь, — сказало существо справа, это была Мэг.
— Да-да! Мы дали себе слово, что не разбудим вас. И мы не разбудили, правда? — прошептала Джойс, лежавшая слева. Она пошевелила холодными ножками, стараясь найти теплое местечко.
Дженни села и обняла сразу обеих. Тепло маленьких тел и ласковый детский лепет — это было как раз то, в чем она нуждалась. Девчушки помогли ей вернуться назад, в реальный мир.
— Уже почта половина седьмого, — сказала Мэг, — а мы пришли в шесть, но вы еще спали, так что мы по-честному ждали.
— Нам пришлось сидеть тихо-тихо, — объяснила Джойс, — чтоб не было слышно ни звука.
— И мы хотим знать: вы пришли насовсем? Вы будете тут всегда? Потому что нам это очень-очень хочется! Правда, Джойс?
— Ужасно хочется! — подтвердил голос слева.
— Мы узнали, что все уже решено, — сказала Мэг. — Джойс, скорее всего, не пойдет в школу или не будет особенно заниматься, раз она болела. Сначала мама ужас что придумала: послать меня в школу, а Джойс оставить дома с гувернанткой. А гувернанткой будете вы, Дженни. Вот какая она везучая, наша Джойс! Но потом мама передумала. Она решила, что Джойс будет все время висеть у нее на шее… И передумала!
— О Мэг!
— Все уже решено, — кивнула Мэг.
Дженни охватило странное чувство. Это было так похоже на миссис Форбс! Спланировать все, не сказав при этом ни слова ей самой. Может быть, миссис Форбс давно решила все сама, даже не поставив в известность Гарсти? Нет, едва ли она зашла бы так далеко. Возможно, что все-таки Гарсти знала, но как узнали об этом дети?
— Чепуха! — решительно сказала Дженни.
— Это не чепуха! — возразила Джойс.
— А вы что, об этом совсем ничего не знали? — спросила Мэг.
— Интересно, — сказала Дженни, — каким образом узнали об этом вы?
— От нас ничего не скроешь. Мы всегда узнаем, — объяснила Мэг. — Как-то раз, когда мы тоже играли в мышек, только в гостиной, вошла мама с Мэком. Она ему сказала: «Я решила не посылать девочек в школу. Эта девушка, Дженни, можете ними заниматься. Собственно говоря, она может даже прямо здесь у нас и жить». Мэк посвистел и сказал: «Гарсти ей не разрешит». Потом они ушли, а мы продолжали сидеть тихо-тихо. Старались даже не дышать. Ну разве нам не повезло?!
— Мы сидели тихо, как мышки, не шелохнувшись, пока они не ушли совсем. А не шевелиться очень трудно… Мы даже боялись умереть, — добавила Джойс.
Обе испуганно вздрогнули.
Глава 4
Следующие несколько дней прошли подобно другим бесцветным дням. Их нужно было пережить и прочувствовать, и когда они кончатся, вы должны снова продолжать земные дела и заботы. А пока все это было похоже скорее на сон.
Его нарушило неожиданное появление сестры мисс Гарстон.
Обычно вторая мисс Гарстон встречалась с ней один раз в год. Она была на десять лет моложе и, к великому неудовольствию Дженни, даже походила внешне на сестру. Однако младшая мисс Гарстон была противной: злой врединой, не желающей никого слушать, тиранкой. А Гарсти была терпеливой и доброй. Младшая мисс Гарстон недолюбливала Дженни и не скрывала этого.
— Позвольте! — резко сказала она. — Вам уже семнадцать, не так ли? Ну что же, мы должны найти вам работу.
Что вы умеете делать?
Дженни была страшно рада, что могла ответить:
— У меня есть работа.
— В самом деле? И вам хватит на жизнь? Какая же это работа?
— Я буду гувернанткой у двух маленьких девочек в Элингтон-хаусс.
— О-о… Ну что ж! Это очень недурно. Как вы знаете, по составленному двадцать лет назад завещанию моей сестры, все должно достаться мне.
— Да. Я знаю.
Она мысленно вернулась к недавнему разговору с Гарсти: "Дженни, я должна наконец составить завещание.
Не годится такие вещи слишком долго откладывать. Умри я завтра, у тебя будет только сотня в год, которую тебе оставил полковник Форбс. Нет, я должна назначить встречу с мистером Гамблтоном и все уладить. Я не могу оставить тебе много, мне особо и нечего оставлять, но все-таки у тебя будет хоть что-то. Я договорюсь с мистером Гамблтоном о встрече и все улажу". Но она не назначила никакой встречи, а на следующий день ее сбила машина.
Едва Дженни вспомнила свою милую Гарсти, глаза ее наполнились слезами. Она помогла младшей мисс Гарстон разобрать и уложить вещи, которые та хотела оставить себе. Таких оказалось совсем немного. Сестра Гарсти была учительницей в большой школе. Почти все вещи она хотела продать. Дженни вспомнила о маленькой шкатулке, где, по словам Гарсти, должно было лежать письмо ее отца. Она попросила разрешения взять эту шкатулку, но ее просьба была встречена холодным подозрительным взглядом.
— Зачем тебе эта шкатулка? — спросила мисс Гарстон.
— В ней хранится письмо моего отца, то, которое он написал моей матери.
— Откуда ты знаешь?
— Гарсти сказала мне об этом перед смертью.
Мисс Гарстон окинула ее жестким взглядом.
— Ну что ж, посмотри, есть ли оно там, — резко сказала она. — Давай сейчас же поднимемся наверх. Если там лежит письмо твоего отца, забирай, но, по-моему, с твоей стороны глупо па это рассчитывать. Если моя сестра сказала это незадолго до смерти, то вполне возможно, что у нес просто начался бред.
Дженни промолчала. Она старалась вообще не говорить, боясь сказать лишнее.
Они стали подниматься по узкой лестнице. Мисс Гарстон шла впереди, словно боялась, как бы Дженни чего-нибудь не прихватила.
«Я не должна о ней так думать, — говорила себе Дженни. — Не должна? Она не знает меня, и я не знаю ее. Но, видно, ей приходилось иметь дело с ужасными девчонками, если у нее появляются подобные опасения…»
Они вошли в комнату, где умерла Гарсти. Комната неузнаваемо переменилась. Кровать разобрали, и ее части стояли прислоненными к стенке между двумя маленькими окошками" Дженни старалась не смотреть на нее, потому что она выглядела такой чужой и незнакомой. Ей вспомнилось, как она, совсем еще маленькая, сидя на этой кровати, училась считать по пальцам на руках и ногах. У противоположной стены стоял комод, а на нем, на самой середине — небольшая шкатулка. Дженни подошла прямо к ней.
— Гарсти говорила, что письмо здесь. Она сама так сказала.
— Ну что же, посмотри, но не стоит слишком расстраиваться, если письма там нет.
В шкатулке было два маленьких ящичка наверху и три, один под другим, внизу. Она была искусно сделана, и у нее были красивые ручки из слоновой кости. Но Дженни, сейчас не замечала всей этой красоты. Сперва она открыла два верхних ящичка. В правом лежало несколько розовых бусинок; левый был пуст. Дженни аккуратно задвинула их обратно. Она старалась изо всех сил, чтобы у нее не дрожали руки, но сердце… сердце глухо стучало… Да и как могло быть иначе?
Верхний длинный ящичек был полон. В нем лежали милые вещицы, сделанные неумелыми, детскими ручками для Гарсти — к дню ее рождения и к Рождеству. Следующий ящичек тоже был наполнен ими. А в самом нижнем лежала фотография в рамке: смеющаяся малышка. Сама Дженни когда ей было два года.