В моем номере как всегда стоял полумрак, разбавленный неверным светом сумерек из окна, наполовину занавешенного плотными шторами. Персиваль критичным взглядом окинул комнату, и остановился на не убранной постели. Я мгновенно покраснела, жалея, что пренебрегала каждое утро застилать кровать и не пускала внутрь горничных, охраняя свои владения, словно дракон дюжину сундуков с золотом.
— Вы что, целый день провели в постели? — небрежно спросил он, закончив осмотр.
— Это вас совсем не касается.
— Касается, коль вы моя жена. Что подумают о нас люди? Нам это совсем не на руку, если мы хотим, чтобы наш план увенчался успехом.
Мне претила его манера постоянно напоминать мне, что я теперь его жена. Казалось, он упивался этой мыслью и наслаждался обладанием мною, словно я и правда была его собственностью.
— Тогда нужно было снимать одну комнату на двоих, — с издевкой ответила я, но Персиваль никак на это не отреагировал.
— У вас есть что-нибудь приличное? Мы идем в театр.
Я украдкой посмотрела в зеркало. На мне был тот же наряд, что я надела за завтраком, абсолютно не заботясь о том, как я выгляжу. Пожалуй, это серое простое платье не совсем подходит для выхода в свет. Но я ведь и не брала с собой ничего нарядного. Все мои яркие цветастые платья, которые я носила в девичестве, остались висеть в шкафу на корм моли в моем отчем доме. Я словно отринула их и всё, что было с ними связано в прежние дни. И хотя идти в театр мне совсем не хотелось, всё же придется надеть лиловое платье, которое я носила в период полутраура по матери. Оно, конечно, не совсем подходит для театра, но оно единственное яркое пятно среди нагромождения серых и коричневых туалетов.
— Почему вы не сказали мне об этом заранее? — со злостью в голосе проговорила я, не испытывая никакого желания выходить на улицу и видеть людей, не говоря уже о том, чтобы вести с ними светские беседы.
— Что бы это изменило?
— Я бы успела как следует подготовиться.
— Вы выглядите полнейшей неряхой, я сомневаюсь, что вам требуется много времени на подготовку.
Я опешила. Похоже, наши истинные чувства по отношению друг к другу, не сдерживаемые больше никакими условностями, вырвались наружу. Я явственно видела в Персивале желание ужалить меня побольнее, как и он видел во мне желание досадить ему. Мы раздражали друг друга с таким рвением, что, казалось, еще немного — и вцепимся друг другу в волосы.
— Как вы смеете говорить мне такое? Вы ничего обо мне не знаете, чтобы бросаться оскорблениями!
Хотя отчасти он был прав: скука — неизменный спутник горечи — лишала меня всяческих сил, так что просто встать утром с постели для меня было великим подвигом, не говоря уже о том, чтобы заботиться о своем внешнем виде. Стыд захлестнул меня, и дабы скрыть его от глаз Персиваля, я принялась стыдить теперь его:
— Вы заявляетесь без предупреждения, врываетесь ко мне в комнату и приказываете, словно я ваша вещь, вы бесчувственный и холодный человек, меня тошнит от вас!
— Позвольте вам напомнить, что вы сами пустили меня в свою комнату, и я имею полное право здесь находиться, поскольку являюсь вашим мужем.
— О, вам так нравится всякий раз напоминать мне об этом! Вы мне противны.
— Успокойтесь сейчас же, пока не наговорили лишнего, — спокойным тоном сказал Персиваль. — Завтра вам и так будет стыдно, нет нужды усугублять муки совести.
— Откуда вы знаете, будет ли мне стыдно или нет? Я не жалею ни об одном сказанном слове в ваш адрес, и готова повторить снова: вы мне противны.
На пухлых губах Персиваля выступила жестокая усмешка, настолько непривычная для его всегда непроницаемого лица, что я вдруг вспомнила такую же усмешку на губах его отца.
— Зачем тогда вышли за меня замуж, милая? Я тоже не в восторге от вас, но, если помните, у нас был уговор. И я свою часть исполняю исправно, чего не скажешь о вас. Одевайтесь сейчас же и будьте настолько любезны, насколько это возможно. Не вздумайте сидеть с кислым лицом и не принимать участия в разговоре. После театра можете снова запереться здесь и жалеть себя, сколько хотите — мне плевать. Но эти два с половиной часа вы обязаны быть самым обворожительным и милым существом на свете.