— Очевидно, что Стивенсоны предпочли не продавать столь искусную работу, — вставила маменька. — Вы видели этот портрет, мистер Дрейк?
— К сожалению, когда я впервые осматривал дом, портрета над камином уже не было.
— О, какая жалость! — воскликнула Эстер. — Миссис Стивенсон на нем такая молодая и такая… élégante (фр. элегантная)!
Эстер, несмотря на ее несносную манеру вставлять в каждое произносимое предложение по французскому слову, а то и целой фразе, которые зачастую бывали ужасны, произносились с сильным акцентом и действовали на нервы всем окружающим, была права. Я помнила этот портрет еще девочкой, я помнила ту, что была изображена на нем. Миссис Стивенсон, с лица которой никогда не сходила добрая и в то же время чуть усталая улыбка, была изображена в полный рост, в изысканном вечернем платье кремового цвета. Тогда в моду только начал входить кринолин, и я помню, как меня поразило, насколько легкой и невесомой миссис Стивенсон кажется в своих нарядах, каждый из которых был настолько изящен и, вероятно, дорог, что вся округа не без тайной зависти, но с непременным благоговением взирала на их обладательницу. Миссис Стивенсон одевалась исключительно на Ридженс-стрит*, что побудило и мою маменьку за покупками ездить только туда, каковое решение сильно не пришлось по нраву папеньке и нашему кошельку, но разве было в этом мире что-то, что могло остановить мою неутомимую матушку?
— Стивенсоны продали портрет, — философски изрек мистер Палмер, знававший все сплетни в округе, — еще до того, как выставили на продажу этот дом. К слову, мистер Дрейк, вам очень повезло его приобрести.
— Благодарю вас.
— А что вы планируете делать с пустующим местом? — словно невзначай спросила матушка, легонько кивнув головой в сторону стены над камином.
Мистер Дрейк несколько мгновений в задумчивости смотрел в сторону камина, а потом изрек:
— Единственное, что я пока могу с уверенностью утверждать — точно не мой собственный портрет.
— Разве вам не свойственно vanité (фр. тщеславие), мистер Дрейк? — спросила Эстер.
— Я, как и все люди, обладаю пороками. И тщеславие, к сожалению, один из них. Но я стараюсь искоренять в себе недостатки.
— Если хотите знать мое мнение, — с важным видом изрекла матушка, хотя никто не спрашивал ее, — изначальный замысел бывших хозяев Хайгарден Парка был верен. Это место идеально подходит для портрета хозяйки дома.
Мои руки невольно задрожали, и мне пришлось сжать их в кулаки, что, вероятно, не укрылось от глаз мистера Дрейка, потому что он бросил на меня беглый взгляд ровно в этот момент. Не знаю и не могу сказать точно, что именно было в этом взгляде, но он лишь взволновал меня еще больше.
— В последнее время я увлекся живописью прерафаэлитов**, — сказал мистер Дрейк, ровным счетом никак не отреагировав на комментарий матушки, — и подумывал заказать картину у кого-нибудь из их славной братии, если так и не придумаю, чей, в конечном счете, портрет должен висеть над камином.
— Как можно! — возмущенно воскликнул мистер Карстрак, до того умиротворенно налегающий на закуски. — Эта бесстыдная мазня? Эти безбожные сюжеты? Неужели вы хотите изуродовать столь чудесный дом таким вульгарным способом?
Миссис Карстрак добродушно положила ладонь на руку мужа, что всегда делала, когда желала его успокоить.
— Прерафаэлиты, если позволите мне заметить, довольно часто используют для своих картин библейские сюжеты, — меланхолично изрек мистер Паркинсон, слывший в нашем округе большим любителем и ценителем искусства. Сам он тоже занимался живописью в свободные минуты.
— И выворачивают их наизнанку! — парировал мистер Карстрак.
— Уверяю вас, пастор, в моем доме никогда не будет ничего вульгарного, — с улыбкой сказал мистер Дрейк. — Я очень трепетно отношусь к слову Божьему.
— О да, — подхватила восторженно маменька, — мистер Дрейк ведь сам изучал богословие в Оксфорде, мистер Карстрак. Так что вы, можно сказать, выходцы из одного цеха.
Я покраснела. Маменька, конечно, имела в округе репутацию довольно эксцентричной дамы, и все давно привыкли к ее высказываниям, но внушаемое мне с пеленок чувство такта так или иначе вынуждало меня порой ее стыдиться, как я ни старалась прощать ей ее маленькие слабости и особенности характера.