Откуда у неё эта безделушка? Как именно Ада получила Мелестил? Почему впервые за столько лет она так спонтанно решила сменить прическу и внешность? Почему вот уже на протяжении полутора месяцев она только и делает, что избегает близости с ним? Отворачивается и засыпает, никоим образом не реагируя на его прикосновения. А то и вовсе коротает ночи на террасе, часами вглядываясь в ночное небо.
Некоторые из этих вопросов Доусон хотел задать сотню раз, но так и не задал. Боялся услышать правду.
В отличие от друзей Эо и шпионов Аполло, Файр не видел всей картины сражения Вергилия с Небесным Доминионом. Не видел, как Эо и Ада обнимались. Как стояли вблизи мегалита. Как девушка своими словами и поступками возвела между ней и потомком стихиалия холодную неприступную стену.
Он не видел ничего. Но в то же время, сердце не обманешь. Эдвард чувствовал: что-то не так. Подозревал и мучился догадками, рисуя в голове порочащие воображение сцены, одна хуже другой.
— Ты не ответил, — произнесла Ада.
— Ну… — ученый рассеянно осмотрелся по сторонам и, сделав шаг в сторону, опустился в соседнее кресло. — Это твоё тело и тебе решать. Ты мне нравишься любой. Независимо от цвета кожи и длины волос.
— Правда?
— А разве я давал поводы для сомнений? — Доусон наклонился вперед и аккуратно поставил ногу девушки себе на колено. — Что у тебя?
Профессор указал на золотистый конверт.
— Приглашение. От Аполло Кэрту.
— На Диедарниса?
— Да. И для тебя тоже.
— Как интересно, — Файр задумался, ласково касаясь пальчиков девушки. — В нашу последнюю встречу дворф обмолвился, что убьет меня, если снова увидит.
— То же самое сказала и я… — тихо ответила Ада.
— Ты о чем?
— Аполло часто меняет решения.
Вопреки ожиданиям, девушка проигнорировала вопрос, что стало еще одним болезненным уколом для Эдварда. Как и то, что она отчего-то забрала свою ногу, а затем и вовсе поджала её под себя.
Она что-то скрывала, недоговаривала, держала в тайне.
— И ты пойдешь?
— Чертоги Диедарниса могут хранить в себе не только координаты следующего чуда света, но и сведения о местонахождении одного из артефактов тринадцати, — ответила Ада. — Это возможность, которую нельзя упускать.
Профессор задумался.
— Значит, туда отправлюсь и я.
— Думаешь, стоит? Встретиться лицом к лицу с Генри Ллойдом…
— Меня интересует не столько Август, сколько тот парень. Эо О’Вайоми. Я бы хотел познакомиться с ним поближе.
— Зачем?
Очередной болезненный укол. Всего на одно краткое мгновение, но девушка напряглась, что для внимательного взгляда ученого не осталось незамеченным.
— А в чем дело? Ты против?
— Судьба Эо О’Вайоми меня не интересует, если ты об этом. Лишь впустую потратишь время.
И снова ложь. Обжигающий токсичный яд, заставляющий сердце биться быстрее и с горечью искать ответ на вопрос: «Почему?».
— И тем не менее, я приму приглашение, — Файр откинулся на спинку кресла и перевёл взгляд на часы. — Уже поздно. Может, пойдем в кровать?
— Ты иди. Я подойду позже.
Профессор медленно встал.
— Как и всегда…
— Что ты имеешь в виду? — удивилась девушка.
— А то ты не знаешь.
— Нет. Поясни.
— Ада, ты избегаешь близости со мной вот уже полтора месяца. С того самого дня, как вопреки моей просьбе отправилась в Затолис. Не знаю, что с тобой происходит, но то, что я вижу — ненормально.
— Эд, ты ведь сам хотел, чтобы я была человеком. Так и позволь мне побыть настоящей женщиной, а не покладистой секс-куклой. Со своими мыслями и тараканами в голове. Мне просто нужно время, чтобы в себе разобраться.
— Я могу помочь. Мы можем вместе всё обсудить и найти решение. Для этого вовсе не обязательно от меня закрываться. Нормальный человеческий диалог. Понимаешь?
— Не надо. Я справлюсь. Вот увидишь.
Девушка встала и направилась к выходу.
— Ты куда?
— Хочу прогуляться. До ночного рынка и обратно. На пару часов. Раз завтра мы сворачиваем лагерь и возвращаемся обратно в империю, то я бы хотела кое-что прикупить.
— Ада, постой, — Файр шагнул вслед за ней. — Я хочу, чтобы ты ответила на один простой вопрос.
— Какой?
— Между нами все хорошо?
Как Доусон ни пытался, но в этот момент он почувствовал себя жалким. Наивным и неуверенным в себе подростком, что стыдливо пресмыкается и буквально выторговывает из любимой женщины столь необходимое ему признание.
— Почему ты спрашиваешь? Ведь это ты меня создал. И именно ты меня запрограммировал, чтобы я тебя любила несмотря ни на что.