Сигнальная лампочка системы безопасности издает щелчок и включается, когда я поднимаюсь по ступенькам и нажимаю кнопку звонка, но не слышу изнутри ни звона колокольчика, ни приближающихся шагов. Мало я перенервничала, отправляясь на эту встречу, так теперь вдобавок ко всему чувствую себя как преступница, даже не переступив порога дома. Может, я слабо нажала кнопку? Или звонок сломан?
Выждав несколько секунд и не услышав, чтобы кто-то шел меня встречать, я жму снова, но на результат это не влияет. Проходит еще немного времени, и я улавливаю тихие шаги и звук открывающегося замка. Дверь распахивает опрятная молодая женщина во флисовой курточке на «молнии» и вельветовой юбке до колен.
– Фрэнсис, наконец-то! – восклицает она и берет меня за руку, глядя в лицо и буквально ошеломляя своим энтузиазмом. – Я Кейт Уиггинс. Семья ждет вас внизу.
В холле я снимаю шарф и куртку. Под ногами у меня ярко-красный, но уже сильно потертый турецкий ковер. Высокая и узкая корзина для зонтов и крикетных бит. Полка, уставленная резиновыми сапогами, ботинками и крепкими походными башмаками. Целая груда пальто и плащей, сваленных небрежно, как нечто уже никому не нужное.
В воздухе витает густой и сладкий аромат цветов. Горшок с гиацинтами возвышается на столике, окруженный невскрытой корреспонденцией, а когда мы проходим вдоль коридора и я заглядываю в открытые двери гостиных по обеим сторонам, то вижу множество букетов роз, лилий, ирисов, капских ландышей, в основном белых, упакованных в дорогие и красивые обертки, обвязанные лентами с завитками.
Лестница в дальнем конце коридора изгибом спускается в похожую на зал кухню: продуманную комбинацию старины (каменный пол, квадратная фаянсовая раковина, плита с четырьмя духовками шведской фирмы «Ага», буфет с корнуоллской глиняной посудой) и современности (люминесцентный свет, холодильник из нержавеющей стали размером с викторианский платяной шкаф). Здесь тоже обилие цветов в вазах и простых банках, расставленных на книжных полках, на подоконниках и на длинном дубовом обеденном столе, за которым сидят трое. Четвертая – девушка – стоит рядом с высоким проемом окна. У ее ног свернулась клубком кошка. Услышав, как я спускаюсь, девушка отворачивается от окна, за которым остатки снега подсвечены золотистыми прямоугольниками света, и бросает быстрый взгляд своих бледно-серых глаз на меня. Взгляд отчаянный и вместе с тем изучающий. Он повергает меня в смущение. Я опускаю голову и осторожно преодолеваю последние несколько ступеней.
– Лоренс Кайт, – произносит мужчина, встает из-за стола и выходит мне навстречу. – Спасибо, что согласились встретиться с нами. Могу я называть вас просто Фрэнсис?
Я киваю и пожимаю ему руку.
– Соболезную по поводу вашей утраты.
Он сглатывает. Столь расхожее, штампованное выражение сострадания все еще ему в новинку, до сих пор шокирует. Заметив его ранимость, я ощущаю странный трепет легкого возбуждения. Передо мной стоит сильный мужчина, которого я знаю главным образом по смелым и порой безжалостным суждениям в газетных колонках, по многочисленным интервью в телепрограмме «Ньюснайт», где он выглядит столь же внушительно, но только теперь этот человек сражен горем и поник под его бременем. «У меня есть нечто ему необходимое, – думаю я, пораженная самой этой возможностью. – Вопрос лишь в том, сумею ли я ему это дать».
– Спасибо, – кивает он. – Знакомьтесь – мои дети, Эдвард и Полли.
Эдварду лет двадцать пять. Высокий худощавый светловолосый молодой человек, он приветствует меня без особого тепла – вежливо, но равнодушно. Полли на несколько лет моложе брата. Когда она отходит от окна и мы обмениваемся рукопожатиями, Полли закусывает губу, чтобы не расплакаться. На ее узком бледном лице все еще различимы следы недавно пролитых слез. Полли напоминает маленькую мышку. Я сжимаю ее ладонь и говорю:
– Здравствуйте. Я Фрэнсис.
– А это Шарлотта Блэк, – представляет Лоренс Кайт сидящую за столом женщину, которой немного за пятьдесят.
Она в строгом, но явно дорогом темном платье, а запястье украшает тяжелый серебряный браслет.
– Она друг нашей семьи.
Я, разумеется, прекрасно знаю, что Шарлотта Блэк – литературный агент Кайта. Репутация у нее еще та!
Кейт Уиггинс стоит в стороне, предоставив нам познакомиться самим. Вскоре она вступает в права своего рода распорядительницы церемонии и спрашивает, не желаю ли я чашку чаю или кофе. Но я вся на нервах, чтобы сделать даже столь простой выбор.