— Грязный свинья! Ты подыхать! — заорал Ахма-Бдеу.
И угрожающе поднял карабин; раздосадованный унтер-офицер отступил на несколько шагов. Ну ничего, у него есть и другие приемы, обломает он в конце концов этого негритоса!
Он отдал шепотом какие-то распоряжения и стал ждать; прошло время. Ахма-Бдеу встревожился. Дверь на этаж открыли, и голый сенегалец оказался на самом сквозняке. Он задрожал от холода, потом забавно чихнул: лицо его посерело.
И тогда в двух шагах от сенегальца на пол упал сверток с одеждой: феска, словно окровавленное сердце, торчала из узла с обмундированием цвета хаки, связанного ремнем. Непроизвольно негр подался вперед, выпустил из рук оружие и поднял сверток. И в тот же миг четыре руки потянулись за карабином, но схватить не успели.
— Сволочь!
Он отбросил одежду и снова сжал в руках ружье. Он тяжело дышал, и его пробирала дрожь.
— Сволочь! Все сволочь!
Одежду забрали. «Не выгорело!» — подумал унтер-офицер, и взгляд его остановился на черных ручищах, сжимавших приклад с такой силой, что пальцы стали серо-розовыми. Знаете, был случай, когда мертвому арабу пришлось перебить пальцы, чтобы вытащить ружье. Стефанетти пришло на ум, что и с этим Ахма-Бдеу… Хотя нет! Негры ведь большие дети. Просто надо попробовать другой способ.
Унтер-офицер поманил к себе другого сенегальца, приятеля Ахма-Бдеу, который стоял тут же и молча смотрел перед собой немигающим взором. Они вышли во двор, и Стефанетти принялся вкручивать ему мозги:
— Ты объяснить свой приятель, чтобы он вернуться к себе. Зачем стоять голый, — и тому подобное.
— Слушаюсь, господин аджюдан, — только и сказал товарищ Ахма-Бдеу с презрительной миной на лице.
— Надо говорить «господин лейтенант», — стал выговаривать ему унтер-офицер.
— Да-а, — протянул негр, но в его голосе проскользнули насмешливые нотки.
— Ну давай иди, иди!
Нег продрался сквозь толпу белых рубах (он был выше всех на голову) и, добравшись до Ахма-Бдеу, стал говорить ему что-то на их родном языке. Но тот перебил его и заговорил сам, и так властно, что это поразило всех, даже унтер-офицера, прятавшегося за спинами солдат. Высокий негр опустил голову и отошел от Ахма-Бдеу; потом направился во двор.
— Ну, что он сказал?
Негр только неопределенно махнул рукой и хотел уже уйти, но унтер-офицер схватил его за рукав:
— Черт побери, ответишь ты мне наконец?
— Мы говорить про наша страна. Он великий вождь…
— Ахма-Бдеу? Ну и что?
— Ничто. Мы говорить про наша страна.
И широким шагом он отправился прочь, не обращая внимания на крики унтер-офицера: «Вернись! Объясни!»
— Банда психов! Чистое наказание иметь дело с такими дикарями!
— Черт побери, я же забыл дать сигнал к обеду!
И трубач, всех распихивая, понесся что было мочи к себе, чуть ли не на каждом шагу бормоча: «Дерьмо собачье».
Солдаты в белых рубахах, которым это представление уже порядком надоело, потянулись к дверям. Унтер-офицер вздрогнул: «Если они все разойдутся, он набросится на меня».
— Стоять, вы, там! Будете обедать по очереди. Нельзя оставлять его здесь одного.
— Может, вызвать караул? — предложил капрал.
— Чтоб они тут начали на штыках драться, нет уж, спасибо! Надо, чтобы он сам пошел к себе. И чтобы никакого кровопролития!
«Вызвать караул!» Ему даже жарко стало от этой мысли, и он вытер лоб.
— Бедняга, — прошептал один из солдат. — У него, наверно, под ложечкой сосет, с утра ничего не ел.
«А ведь это идея», — осенило вдруг унтер-офицера. И он направился на кухню.
Прошло несколько минут, и притащился сам повар. В руках он держал котелок с дымящейся кашей. Все почтительно расступились.
— Ты что, старина, дуешься? Нехорошо, нехорошо. Погляди-ка, что я тебе принес. Вон сколько каши тебе наготовил. Чувствуешь, как пахнет? С тройной добавкой. Так что извольте откушать. А кускус какой! И много. Да положи ты свое ружье, вот чокнутый, есть-то руками надо!
Солдаты, решившие было, что повар жалеет беднягу, поняли теперь, что к чему, и, подталкивая друг друга локтями, зашептали:
— Ну и мастак обдуривать наш повар! Гляди-ка!
Но и Ахма-Бдеу тоже все понял. Осторожно, концом штыка — хоп! — он вышиб из рук повара котелок, и дымящаяся каша поползла по животу обманщика.
— Толстый дурак, — беззлобно произнес сенегалец.
И повар удалился под общий хохот.
Когда снова показался унтер-офицер, негр почти и не взглянул на него.