Пройдя курс подготовки, включавший лекцию о советской разведке и методах ее работы, Ким в январе 1947 года оказался в Стамбуле. Он был покорен красотой этого города, и неприятные воспоминания о деле Волкова ушли на второй план. Имея по прикрытию должность первого секретаря, Ким мог себе позволить снять виллу на азиатском берегу города, что вынуждало его каждый день пересекать Босфор на переполненном турками пароме и получать утреннюю порцию местного колорита.
Для английской разведки Стамбул на первый взгляд представлял самые разнообразные возможности для работы против социалистических стран. Множество иммигрантов из Балканских стран за немалое вознаграждение предлагали информацию и даже услуги целых агентурных сетей, созданных ими на покинутой родине. На поверку же часто оказывалось, что агентурные сообщения фабриковались ими в самом Стамбуле. Освоившись, Филби предложил осуществить фотографирование приграничной советской территории, что вполне отвечало запросам Лондона, занятого подготовкой к глобальному военному конфликту с СССР. Вскоре он получил специальную фотокамеру й два джипа для передвижения по горной местности, прилегающей к территории Грузии и Армении. Филби вспоминал, что ему было трудно оценить полезность сделанных им фотографий, но поездки по приграничным районам позволили ему неплохо изучить турецкую территорию с точки зрения ведения военных действий.
Операции «Спайгласс» не суждено было завершиться, так как пребывание Филби в Турции было неожиданно прервано летом 1949 года. Ким получил назначение в Вашингтон на пост представителя СИС по связи с ЦРУ и ФБР. Эта работа открывала такие возможности для проникновения в секреты всех трех спецслужб, что он даже не стал ждать согласия Москвы на занятие этой должности.
Первый и, наверное, самый главный секрет, имевший наиболее серьезные последствия как для советской разведки в целом, так и лично для членов «Кембриджской группы», стал известен Филби вскоре после вступления в новую должность. В сентябре 1949 года, перед самым отъездом в США, он вызвал на встречу Гая Берджесса и сообщил ему о расшифровке англичанами телеграммы советской разведки, отправленной из Вашингтона в Москву во время войны. В телеграмме речь шла об английском атомном физике Клаусе Фуксе, одном из основных разработчиков атомной бомбы в США, и поэтому им заинтересовалась контрразведка. Расшифровка телеграммы стала возможна из-за того, что она и другая советская телеграмма были зашифрованы с помощью одного и того же одноразового блокнота. По словам Филби, американцы безуспешно бились над ее расшифровкой несколько лет и передали англичанам, которые расшифровали ее к моменту отъезда Филби в США.
Филби сказал, что все это стало известно ему буквально только что и он уже не сможет лично передать эти сведения своему советскому связному, который провел с ним последнюю встречу в Лондоне 21 сентября. Берджесс изложил сообщение Филби в записке, которую вместе с пачкой документов сфотографировал и в пленке передал советскому связному другой член «Кембриджской группы» — Энтони Блант. Но пленка оказалась снятой с передержкой и не в фокусе, короче говоря, нечитаемой. Столь важная для разведки информация была потеряна. Сам Филби не мог передать ее в США, так как первое время находился там без связи.
История с дешифровкой советской шифртелеграммы стала известна в Москве слишком поздно, уже после ареста Фукса. Но на этом она не закончилась. 17 апреля 1950 года Гай Берджесс сообщил сведения, которые по соображениям безопасности лондонская резидентура не стала передавать шифром и направила диппочтой. «СТЕНЛИ (оперативный псевдоним Филби) просил передать, что американцы и англичане сконструировали дешифровальную машину, которая выполняет в день работу «тысячи человек за тысячу лет», — говорилось в сообщении резидентуры. — Сейчас ведется дешифровка в основном шифртелеграмм за 1945–1946 годы… Дело ЧАРЛЬЗА (оперативный псевдоним Клауса Фукса) показало контрразведке, насколько важно знать прошлое госслужащих. Хотя СТЕНЛИ доверяют, Вивиан (заместитель начальника СИС) считает, что прошлое СТЕНЛИ не совсем ясное».