— Я этот кактус сжег, — вдруг сказал Хозяин. — Разрубил на куски и в костре сжег.
Александре стало смешно. И грустно тоже стало. Он так гордился этим кактусом.
— Какая жестокость, — печально удивилась она. — Мы ведь уже уничтожили цветок, который так нестерпимо… пах. Этого было вполне достаточно. Говорят, все так делают. Главное — вовремя заметить, когда он цвести соберется. А сам кактус пусть бы жил.
— Нет, ну его, пусть лучше не живет, — с нескрываемой злобой сказал Хозяин. Помолчал, посмотрел на Александру, оглянулся на дочь, которая скакала по газону за мячиком — сама как мячик, — и вдруг признался беспомощно: — Испугался сильно. Очень сильно испугался. Главное — сам же и виноват. Сам же и притащил в дом эту гадость.
— Никаких причин для тревоги нет… — Александра тоже оглянулась, понаблюдала за Настей и пожала плечами: — Вы же сами видите — все в порядке. Да и вообще ничего особенного не было. С детьми такое часто случается. Пустяк, не стоит обращать внимания. Все в пределах нормы. Вы об этом хотели со мной поговорить?
— И об этом тоже, — не сразу ответил Хозяин. Опять замолчал, старательно выпрямляя согнутую колесом серебряную ложку, до конца не выпрямил, бросил на стол, вынул из кармана зажигалку и стал вертеть ее в пальцах. Наверное, нервы. Раньше Александра этого в нем не замечала. Хозяин поднял глаза, непонятно улыбнулся, спросил: — Вы помните, какой была Настя три года назад?
— Три года назад Насте было два года, — с холодком ответила Александра. — И она была совершенно обычным ребенком.
Это можно было считать правдой. Во всех таких семьях дети были почти одинаковые. Раскормленные, неподвижные, с амимичными лицами, бессловесные — без слов сопящие, когда все нравилось, и без слов орущие, когда что-то было не так. Вокруг них обычно суетились по нескольку нянек, кормили, купали, одевали, раздевали, укладывали спать, прятали от сквозняков, от солнца, от дождя, от мороза, от жары, от комаров, от собак, от кошек, от жизни… Соперничали друг с другом — перед хозяевами, не перед детьми. Друг с другом почти не разговаривали. С ребенком вообще не разговаривали. В лучшем случае — сюсюкали умильно: «А исё лозетьку за мамотьку! А исё — за папотьку! Каська холосяя!» Мамы с детьми тоже не разговаривали — не до того было. Времени и так едва хватало на клубы, фитнес, кабаки, клиники пластической хирургии, чёс по бутикам, трёп по телефону и на другие важные и неотложные занятия для дам, которые вращаются в высшем обществе. Вращение требовало полной самоотдачи. При чем тут дети? У детей миллион нянек. И папы с детьми не разговаривали. У пап был бизнес, презентации, брифинги, разборки, сауны, новые проекты, старые долги, конкуренты, компаньоны и коллекционирование кактусов. При чем тут дети? Достаточно и того, что папа оплачивает миллион нянек. Обычно родители спохватывались ближе к школе. Поздно.
Три года назад Александра увидела абсолютно типичного двухлетнего ребенка. Типичного для большинства семей из этого круга. Сдобный пончик, малоподвижный, безрадостный и бессловесный.
— Настя и сейчас совершенно обычный ребенок, — сказала Александра. — Если вы ожидаете от нее каких-то особых достижений, покорения звездных вершин и тому подобного, то должна заранее предупредить: никаких предпосылок для этого нет. Особыми талантами Настя не обладает. К тому же — довольно ленива… Вернее, ничем не увлечена настолько, чтобы заниматься этим подолгу и углубленно. Обычный ребенок. Средний.
Хозяину ее слова не понравились, наверное. Нахмурился. Смотрит подозрительно. Не поверил. Помолчал, грозно кашлянул, не менее грозно сказал:
— Я Герману Львовичу до сих пор благодарен, что вас мне порекомендовал.
Александра промолчала. Герман Львович, ее прежний хозяин, три года назад поссорился с властями из-за какой-то ерунды, кажется, из-за пары миллионов долларов, ссора зашла так далеко, что Герману Львовичу и властям стало тесно в одной стране, а поскольку власти бросить страну на произвол судьбы не могли, то пришлось Герману Львовичу уезжать и бросать страну на произвол властей. Он и уехал, прихватив все свои и несколько чужих миллионов. Заодно и семью прихватил — свою и, по привычке, часть чужой: молодую жену какого-то актера. Александру тоже прихватить хотел, потому что его девятилетняя дочь Ника не хотела расставаться со своей учительницей. Но Александра поговорила с Никой — и та передумала, хоть и поплакала на прощанье. А Герман Львович особо во все это не вникал, сказал: «Как хотите, мне же хлопот меньше» — и пообещал порекомендовать ее серьезному господину. Вообще-то он порекомендовал ее четырем господам. Все они были один серьезней другого. Сидели и серьезно обсуждали, к кому Александра пойдет работать. Чтобы не ссориться, решили в карты сыграть: кто выиграл — тот выиграл. Судьба. Остальные гувернантку на работу не зовут.
Выиграл отец Насти.
Хозяин помолчал, поулыбался непонятно, неожиданно сказал:
— Вообще-то он многим вас рекомендовал. Мы… жребий тянули. Кому выпадет — тот и имеет право работу предлагать. А остальные не имеют. Мне выпало. А так бы все предлагали. У вас такая репутация.
С чего бы он так разоткровенничался? Ладно, откровенность за откровенность.
— Все и предлагали. Или не все, я не знаю. Трое. Двое — раньше вас.
— Вот как? — Хозяин заметно растерялся. Даже непонятно улыбаться перестал. Но тут же взял себя в руки: — Но предлагали меньшую сумму, да?
— Большую, — возразила Александра. Ах, как ему обидно это слышать, наверное. Они все не любят, когда кто-то из конкурентов готов заплатить больше. — Один намного больше предлагал. Почти в полтора раза.
— А тогда почему вы выбрали меня? — Хозяин смотрел уже не просто с подозрением, а с откровенным недоверием.
— Я выбрала не вас, — объяснила Александра. — Я выбрала Настю. У остальных были сыновья. Я не работаю с мальчиками.
— Уф-ф-ф, — вздохнул Хозяин с нескрываемым облегчением. — Повезло. Александра, я согласен платить вам больше.
Да что это с хозяевами сегодня? Хозяйка собирается платить ей за консультацию, Хозяин собирается платить ей за… Интересно, за что? Хозяин был широко известен редкостной жадностью. Даже собственную жену то и дело на голодный паек сажал.
— Я не просила прибавки, — с некоторым высокомерием заявила Александра. — Или вы имеете в виду какие-то дополнительные обязанности?
— Да нет, зачем… — Хозяин беспокойно шевельнулся, сунул в карман зажигалку и взял со стола вилку. Тоже серебро. Мягкая. Сейчас и ее испортит. — Но если вас позовут к другой девочке и предложат в полтора раза больше, вы же можете уйти…
Она не могла уйти, бросив работу на полпути. Вернее — в самом начале пути. Но Хозяину совсем не обязательно знать ее слабые стороны. Александра сделала понимающее лицо и заинтересованный голос:
— Ах, вот в чем дело! Вы получили информацию, что меня хотят переманить… нет, как это сейчас говорят? Перекупить. Вы именно об этом хотели со мной поговорить?
Хозяин бросил на стол вилку, глянул на часы и хмуро сказал:
— Нет. Я хотел поговорить с вами о Насте. Ей не стоит здесь жить… Хотя бы какое-то время. Лучше уж в городской квартире. Или за бугор… за границу куда-нибудь. Вы бы с ней согласились поехать?.. Черт, совсем времени не осталось…
— Владимир Сергеевич, такие вопросы не решаются на бегу, — строго заметила Александра. — Мы разговариваем почти час, и только в самом конце вы мимоходом говорите о главном. Уезжать с Настей! Вы бы не могли объяснить причины для такого неожиданного решения? Я в некотором недоумении.
— Не надо давить мне на психику, — очень тихо и очень зло сказал Хозяин. — Хватит уже. Все вы понимаете… Я и так не знаю, как говорить. Никому доверять нельзя… Все, не могу больше, опаздываю. Вечером приеду пораньше — и все-таки поговорим.
Хозяин тяжело поднялся, минуту стоял молча, глядя на нее сверху, непонятно улыбался… Нет, это не улыбка. Это у него судорога лицевых мускулов. Или зуб болит. Или он думает, что так нужно выражать чувство превосходства. Наверное, имиджмейкер поставил ему выражение лица, соответствующее представлению всей этой толпы о важности и исключительности, и теперь Хозяин поддерживает собственный имидж всеми силами. Силами всех своих лицевых мускулов. И лицевого нерва.