Он...
И мистер Эткинс...
Мистер Эткинс делает с ним ЭТО с тех пор, как ему исполнилось десять лет?..
- Каждую ночь? - прошептал Пол, не понимая, что говорит это вслух. - Шесть лет каждую ночь?
Харшоу скривился. Будь они сейчас среди людей, Пол воспринял бы эту гримасу как прелюдию к злой издёвке.
- Не каждую, - неохотно сказал он. - Если б каждую, то я бы ходить не мог и вечно бы не высыпался. А потом клевал носом на занятиях, так ведь? Это вызвало бы подозрения.
Он так спокойно говорил об этом. Так спокойно говорил! Пол вспомнил, как невозмутимо они с мистером Эткинсом обменивались репликами в библиотеке. Но как же... почему же тогда Харшоу так плакал в ту первую - хотя совсем даже не первую - ночь? И почему он так страшно смеялся сейчас, почему убежал от всех, почему столько ужасающей тоски в его глазах?
- Я не понимаю, - прошептал Пол. - Я думал... думал, он это из-за меня... тебя ведь высекли из-за меня и...
- Ты правда так думал? - спросил Харшоу вдруг очень мягко, и в его погасших глазах что-то блеснуло, на один краткий миг, но Пол заметил.
- А разве нет? - робко спросил он.
И Харшоу снова засмеялся - на этот раз тихо и очень устало.
- Нет, конечно. Если бы меня пороли всякий раз, когда я дёргаю за яйца малявок, я бы только и делал, что висел на перекладине. Не в этом было дело. Просто...
- Просто что? - спросил Пол тихо, когда он умолк.
Харшоу вздохнул, неловко повёл плечами, словно они затекли, или словно он вспомнил что-то очень неприятное.
- На прошлой неделе я сказал ему то же, что и ты, - тихо ответил он. - Что так не должно быть. Что хватит с меня его и... всего остального. Что больше я не приду, и пусть делает, что хочет. Он ведь всё время угрожает, что расскажет остальным и... ну, я не мог этого допустить.
- Как же он расскажет, - не веря своим ушам, начал Пол, - как он может рассказать?! Ты понимаешь, что с ним будет, если это всплывёт?!
- А ты понимаешь, что будет со мной? - резко спросил Харшоу. - В этой школе нет никого, кто стоял бы выше меня, да и за её пределами таких немного найдётся! Мне подумать жутко, какой скандал разразился бы, если бы... кто-нибудь узнал. И если отец... - он осёкся и тряхнул головой. Прядь снова упала ему на глаз, но он не поправил её. - Нет. Ни за что.
- Но ты всё же сказал ему, чтобы он прекратил!
- Сказал. Он сперва удивился, а потом посмеялся надо мной. Я... оттолкнул его в тот раз, и он сказал, что я пожалею. А потом появился ты. - Харшоу помолчал, и Пол молчал тоже, хотя уже знал, кажется, что было дальше. - Но на самом деле это мог быть и любой другой. Ему только нужен был повод. Он ведь знает, что я делаю. Просто смотрит сквозь пальцы, ну и директор Адделрей с ним заодно... они же кузены, директор ему во всём потакает. Хотя про нас он не знает, конечно... Ну вот, ты появился, всё было как обычно, и тут он меня сцапал, как ты помнишь. - Он криво усмехнулся. Пол тоже вспомнил тот день в душевой и невольно поёжился. - Я, кстати, был с тобой тогда не очень-то любезен и... в общем, я приношу свои извинения. - И после потрясённого молчания, длившегося, как показалось Полу, очень долго, Харшоу добавил: - Дальше было сам знаешь что. Он приказал меня выпороть и... смотрел на это. Он часто говорит, что сам бы с удовольствием это сделал, но нельзя, чтобы на мне оставались следы. Зато потом, ночью, он отомстил мне по-своему... положил меня на спину и.... но он не всегда такой. Обычно он... ну... обычно это почти не больно.
Он как будто оправдывался, или - и это просто не укладывалось у Пола в голове - пытался оправдать мистера Эткинса. Они всё ещё стояли друг напротив друга, на расстоянии вытянутой руки, и Пол вспомнил вдруг, как налетел на него и обнял, крепко-крепко обнял сзади и вжался лицом в колючую ткань его пальто, и эти вожжи в его руках.
И подумал: "А ты точно не лжёшь мне, Харшоу? Ты точно пришёл сюда просто так? Ты точно-точно ничего не хотел сделать с собой?
Или ты этого сам не знаешь?"
- Перестань, - хрипло сказал он. - Перестань так говорить.
В лице Харшоу снова появилось удивление. И отчего-то оно разозлило Пола - разозлило по-настоящему. Он даже не знал, что способен так злиться.
- Перестань оправдывать его! - закричал он, и вдруг метнулся к Харшоу, вцепился обеими руками в воротник его пальто и встряхнул со всей силой, на какую был способен. - Он чудовище! Урод! То, что он делает - это самое... самое... самое гадкое из всего, что можно сделать!
- Да я же говорю, он не всегда такой, - попытался защититься Харшоу - и было так странно, так жутко странно, что этот взрослый, сильный парень так униженно пытается объясниться с младшеклассником. - Просто я перечил ему, а он этого не любит. Я сам виноват. Я же знал, что он...
- Он сволочь! Он должен сдохнуть, сдохнуть, слышишь?! Он, а не ты! - закричал Пол и вдруг разрыдался.
Ему было очень стыдно, он плакал в третий раз за последние несколько дней, но поделать с собой ничего не мог. Он всё тряс Харшоу за воротник и кричал что-то, размазывая слёзы по лицу, и отказывался останавливаться, отступать, дав себе слово достучаться до него. То, что он видел две ночи подряд в кладовой, было неправильно. Но то, что сейчас говорил Харшоу, было ещё более неправильно... Это убивало его, убивало всё, что он мог бы стать.
- Ты... ты поэтому такой, да? - всхлипнул Пол. - Поэтому ты такая сволочь, Харшоу? Ты думаешь, раз он тебя всё время так мучает, значит, есть за что? Но это же враньё! Как ты сам не видишь?! Это гнусная ложь! И тебе вовсе не обязательно быть таким же, как он!!!
Он ещё что-то говорил, кричал, но тут Харшоу наконец взял его за запястья и мягко отнял его руки от своего воротника. Пол упёрся, как баран, сопротивляясь изо всех сил, и Харшоу просто оторвал его от себя, как прицепившийся к одежде репейник, приподнял над настилом и поставил на землю в шаге от себя.
Пол наконец умолк, тяжело дыша. Лицо горело от слёз, но он всё ещё был зол, очень зол, ужасно зол на этого глупого мальчишку, который позволял так себя калечить целых шесть лет. Он смотрел Эдварду Харшоу в лицо, а Эдвард Харшоу смотрел на него, и молчал. Молчал, и смотрел, и Пол видел в нём что-то такое, чего не видел никогда и не в ком.
И вдруг, опять - в который раз уже - не понимая, что и зачем делает, Пол кинулся к Эдварду Харшоу и крепко обнял его - в точности как несколько минут назад, только теперь не со спины, а спереди, и теперь он знал, что поступает правильно.
Они стояли так очень долго. Харшоу не шевелился и больше не пытался оттолкнуть Пола от себя. Пол стоял, прильнув к нему всем телом, дрожа от холода, и чувствовал своей грудью, как гулко и тяжело колотится совсем рядом чужое сердце.
- Я думал, - сказал Харшоу, - что ты будешь смеяться. Что расскажешь всем. На твоём месте я бы рассказал.
Пол вздрогнул от его последних слов, но заставил себя не отстраниться. Может, и впрямь, Харшоу поступил бы именно так. Но, Пол понимал теперь, не потому, что он гадкий избалованный сынок герцога Эдингтонского. Во всяком случае, не только поэтому. Может быть, раньше он вовсе не был таким.