Анализируя в «Исповеди» свое дохристианское состояние, Августин пишет, что он жил тогда как во сне, питая свое сознание призраками, ложными идеями («бреднями»). Такое состояние он сравнивает с поведением животных и считает, что большинство людей имеют именно такое ложное сознание. Такое «массовое» сознание (или как у Августина «плотское зрение») видит первенство лишь телесных (или «физических»), а не духовных («метафизических») начал (III,VI,10).
Этика человека из толпы (которая неправедна, ибо такие люди живут «по суду людей непонимающих, судящих от сегодняшнего дня и меряющих нравственность всего человечества мерилом собственной нравственности), обречена на вечное осуждение этики элиты, представители которой «добрые и святые патриархи служили правде, включавшей в степени гораздо большей и более возвышенной одновременно все заповеди; ничуть не меняясь, она только заповедует разным временам не все свои заповеди сразу, а каждому то, что ему соответствует» (III,VII,13–14). Таким образом, этический критерий элитности у Августина выступает полнота, а точнее гармония выполняемых человеком заповедей. Человек массы лишен такой полноты, он чаще всего в своей практике руководствуется каким-то одним, наиболее значимым для него законом морали и остается глух и слеп к заложенной в нравственности гармонии. Путь к просветлению сознания у Августина совпадает с теми же самыми ступенями духовного развития, что и у Платона. Вспомним знаменитую притчу Платона о символах пещеры. Вот что пишет Августин об этом же: читая книги, «относящиеся к так называемым свободным искусствам», «я стоял спиной к свету и лицом к тому, что было освещено; и лицо мое, повернутое к освещенным предметам, освещено не было» (IV,XIV,30). По-видимому, именно с этого осознания своей духовной слепоты и начинается элитология как Платона, так, возможно, и самого Августина.
По мнению ряда специалистов, промежуточным звеном, которое связывает апостола Павла со средневековой не только теологией, но и элитологией, является Дионисий Ареопагит (Псево-Дионисий).[46] Традиционно исследователями этот корпус сочинений относится к неоплатонической школе, с явными чертами влияния сочинений непосредственно самого Платона. Отмечается, что Ареопагит перенял у Платона не только идею «отрицательной теологии», но и саму «философию иерархии», которая уже непосредственно выводит его к основам элитологии.
По мнению Дионисия, чин иерархии требует, чтобы одни просвещали и совершенствовали, другие просвещались и совершенствовались. Высшие должны сообщать свое озарение и чистоту низшим. Начало иерархии — Святая Троица, источник жизни и единства. Иерархия есть ступенчатый строй мира. В мире есть ступени, определяемые степенью близости к Богу, Который есть все во всем («О небесной иерархии» 3,2). Цель иерархии — «возможное уподобление Богу и соединение с Ним» (Там же). Поэтому иерархия понимается им как всеобщий закон бытия, а само бытие представляется Дионисием как иерархически организованное целое, устроенное Творцом таким образом, что место каждого существа определяется степенью его совершенства.
По мнению В.В.Соколова, социальный смысл этой системы определяется принципом, согласно которому высшие ступени уделяют свой свет низшим и тем самым управляют ими. Низшие же ступени могут получить божественный свет только через посредство высших. Тем самым каждому воздается по его достоинству в соответствии с иерархической «табелью рангов». Идея иерархии требовала беспрекословного подчинения низших ступеней высшим.[47] В своих «Письмах» (VIII,1) Дионисий утверждает вслед за Платоном и Павлом, что каждый человек должен выполнять те обязанности, которые вытекают из его сословной принадлежности. В случае спора слуги с господином следует всегда брать сторону господина, если даже он и не прав (Там же, VIII,3). Человеческая спесь особенно невыносима, когда кто-либо стремится занять более высокое место, чем, то, какое предназначено ему в системе общественной иерархии. Данное утверждение может считаться аксиомой элитологии, поскольку решает один из основных вопросов этой науки — вопрос о квазиэлиты.