Специальных исследований по персонификации философского наследия Платона было несколько (А.Лосев 1993; В.Асмус 1975, 1976), однако они в большей степени носили биографический, а не персоналистический характер.
А.Ф.Лосев впрочем отмечает, что платоновское учение об элите как особом «классе» философов (Государство,473с-520с) занимает особое место в его философии и «гораздо интереснее понять, что именно тут хотел сказать Платон и почему столь странное учение занимает у него такое центральное место».[6] Само же это «странное учение, занимающее у Платона центральное место», Лосев трактует как неприкрытую проповедь аристократии, а точнее аристократии духа.[7] К этой мысли исследователь возвращается неоднократно, так ни разу и не назвав ее настоящим именем — «элитологией».
Об «аристократизме», как особом типе античного мышления, писали многие философы последних двух столетий. Наиболее известными из этого числа имен можно назвать Ф.Ницше и Н.А.Бердяева, чье видение этой проблемы кажется нам наиболее адекватным. Отчасти эта тема встречается в произведениях Вл. Соловьева, Е.Трубецкой, В.Эрна и А.Лосева. Последний, как уже отмечалось, прямо называет платоновскую теорию идей атрибутом аристократического мышления, элитизирующую ее носителей и всю античную философию в целом.
Помимо попыток подойти к элитологии Платона с чисто философских позиций, в истории данного вопроса наблюдается значительное количество работ (число которых с трудом может быть установлено), которые занимаются анализом социально-политического учения академика. Изучение теории общественной элиты Платона имеет куда большую степень разработанности, чем антропологическая или гносеологическая сторона этого вопроса. Однако ее главный недостаток, с нашей точки зрения, заключается в том, что все эти работы оценивают социальную элитологию Платона или в качестве некой «утопии», или в качестве одной из тоталитарных политологических доктрин, с антидемократическим «вывихом» в идеологической области. Любопытно, что признанные классики социальной элитологии ХХ века (В.Парето, Г.Моска, Р.Михельс) крайне редко обращались к философскому наследию платоновской элитологии. Социология вообще весьма редко затрагивает платоновское наследие, чаще всего ограничиваясь традиционной констатацией уже хорошо известных фактов (И.Шафаревич 1991). То же самое мы можем сказать и о целой серии работ, в которых дается традиционное видение Платона, как идеолога афинской элиты (Тронский И.М. 1988; Гуревич П.С. 1997).
Исторический подход к проблеме развития античной идеи избранности зачастую тоже игнорирует Элитологию Платона (J.Ober 1989) или упоминает о ней вскользь, не придавая ей должного, на наш взгляд, значения (Дж. А.Тойнби 1991, 1995; С.Л.Утченко 1977). Подобного рода упущения чреваты тем, что из поля зрения исследования совершенно выпадают вопросы, связанные с анализом того влияния, которое эти идеи имели на развитие правового сознания Древнего Рима и последующих эпох (Г.Дж. Берман 1994).
За исключением небольшого очерка Ю.Н.Давыдова (1968) о эстетико-политическом аристократическом миросозерцании Платона, отечественная философия серьезных и специальных работ по данной проблематике на сегодняшний день еще не имеет. Хотя и указанная работа не совсем выдержана в терминологии непосредственно самой элитологии. К числу особо выгодных для Элитологии Платона работ необходимо назвать также книги Э.Шюре (1914), L.Brisson (1993) и В.П.Фомина (1994), исследующие сознания Академика с точки зрения античного эзотеризма и работу А.Т.Геворкяна (1987), изучающую текст Философа с позиции элитарного иносказания. Обращает на себя внимание и то, что П.Линицкий (1876) описывает учение Платона о божестве в близкой к элитологии терминологией, что дает нам основание считать и эту проблему одной из составляющих частей большой платоновской Элитологии. Ряд историков античной философии XIX–XX веков косвенно тоже затрагивали эту тему, указывая на отдельные моменты его элитологической концепции (А.Клеванов 1861; Н.Я.Грот 1896; Е.Орлов 1896; К.П.Новицкий 1923; В.Ф.Асмус 1975; А.Ф.Лосев и др.).