Элиза легко вырвала чаевые из рук «настойчивого малого», послала ему шутливый воздушный поцелуй и отступила в центр зала.
Я видел, как высоко вздымалась ее грудь при каждом вздохе. Что это – страх или всего лишь усталость? Мне показалось, что ее кожа слегка порозовела, но в неверном свете судить было сложно.
Мне захотелось уйти, немедленно. Я понял, что не вынесу больше ни секунды.
Я сослался на усталость, головную боль или смерть любимой бабушки, не помню точно, на что.
Она исчезла за кулисами, а я вышел вон, бросив ей вслед секундный ледяной взгляд.
Я тут же совершенно забыл о Локманне и коллеге из России. Сев в машину, я вдавил в пол педаль газа. Зачем я пошел туда? Разве я не знал, кто она такая?
«Я всего лишь танцовщица» - пронеслось у меня в голове.
Примечания:
Belle. Из мюзикла Notre dame du Paris
Глава 10. Рик
Я проснулся в предрассветном мраке. Первые лучи солнца застали меня у панорамного окна с чашкой крепкого кофе в руках. Напиток обжигал горло и был нестерпимо горьким – то, что нужно. После холодного душа, который я уже испробовал, черный кофе – лучший способ освежить мысли.
«Я должен сосредоточиться». Мое внимание обратилось к спящему городу. Вид на Париж из пентхауса – предел мечтаний миллионов людей. Нежный золотой свет струился по крышам, огибал улицы. Над невысокими домами старой части города темной пикой возвышалась Эйфелева башня. Поодаль серебрилась Сена, и утренний туман цвета червонного золота разделял город на две части. За рекой стояли высотки, сплошь залитые солнечным светом. На фоне башни, будто прокалывающей облако своим шпилем, небоскребы казались детскими игрушками, забытыми и безжизненными. Город укрывала пушистая громада облаков, серые снизу, сверху они были раскрашены всеми оттенками желтого. Над всем этим виднелась узкая полоска голубого неба. Наблюдала ли она когда-нибудь рассвет в Париже? Не лучшая тема для размышлений.
- Я нашла твою рубашку, - прощебетала впорхнувшая на кухню девушка. Кроме рубашки на ней не было ничего, иссиня черные волосы спутались ото сна. «Слишком темные» - подумал я. Интересно, к чему это?
- Оставь себе, - буркнул я, ставя чашку на стол. Зачем мне эта рубашка? После душа я надел свежую.
- Как скажешь, - протянула она с томной улыбкой. Подойдя ближе, девушка попыталась положить ладони мне на грудь. Я отступил.
- Угощайся кофе, душ найдешь сама, - сказал я.
- И все?
- Все, - улыбнулся я, разведя руками.
- Не думала, Ваше высочество, что вы…
- Кто?
- Такая свинья, - произнесла она, сопроводив сказанное пощечиной. Впрочем, весьма легкой. Наверное, не хотела сжигать мосты.
- Разочарование всегда горько, дорогая, - произнес я, направляясь к выходу, - кстати, спасибо за ночь.
- Ублюдок.
Я ухмыльнулся. В законности моего происхождения сомневаться не приходилось, но немногие женщины согласились бы с этим утверждением. Такое проявление любви на утро после знакомства в клубе – далеко не новость.
- Как тебя зовут?
- Лиз.
Я от души расхохотался.
- Что смешного?
- Да так, - я потер переносицу, - дурацкое имя, извини.
Лиз, подумать только.
К счастью, девчонка ушла быстро. Предложенным кофе она не угостилась, зато ее сборы заняли меньше десяти минут, после чего я услышал громкий хлопок дверью – уходить тихо она явно не желала.
И черт с ней, я забыл ее лицо уже через десять минут. Пробежка, шум просыпающегося города – вот, что мне было нужно.
Две недели назад я вернулся домой из Дубая с намерением больше никогда не летать в ОАЭ даже по делу. Если что-то случится, справиться сможет и Локманн, а если нет – есть Питерсон, Грэхэм и еще несколько тысяч бездельников. Чудесно было вновь почувствовать дуновение свежего ветра, утреннюю свежесть и вечернюю прохладу, надышаться Парижем, насмотреться на него. Больше никакой жары, никаких песчаных бурь, мужчин в балахонах и женщин в абаях. Никакого танца живота. Никогда. Все это осталось там, на Синае, очень далеко. Почему же тогда льдисто-голубой цвет летнего неба пробуждает горько-сладкие воспоминания?
Будь проклята эта восточная сказка!
Понедельник был позавчера, вторник – вчера, стало быть, сегодня среда. Господи, до чего же мне опротивели среды! Четверги и того хуже, пятницы я просто презираю, как и субботы, а воскресенья… Кто вообще их придумал?