- Ладно-ладно, - дядя похлопал меня по плечу, сопровождая жест загадочным смешком. На этот раз я не мог разобрать значения его взгляда.
В это время ведущий вечера, маленький и назойливый, сделал какое-то объявление. Я не расслышал слов, потому что весь вечер старался не обращать на него внимание. Спустя несколько секунд в зале повисла тишина, гул голосов смолк, еще через мгновенье оркестр подхватил тревожную высокую ноту. Мы с дядей, как и все присутствующие, обратили свое внимание на освободившийся танцпол. Ничего не произошло. Зал по-прежнему заполняла лишь звенящая трель гитары. Начало полившейся композиции было неожиданно умиротворяющим. Взлетевшую ввысь ноту подхватили другие, они звучали отрывисто, будто отдельно друг от друга, многоголосо. В то же время каждый голос будто отсчитывал мгновения вместе со всеми: первый взлетал вверх, под потолок, к яркому электрическому свету, остальные как по ступеням опускали мелодию вниз, к присутствующим.
Этот мелодичный отсчет закончился ярким, торжественным вступлением, к голосу гитары присоединились другие, таинственно-мелодичные, чисто-прозрачные голоса, а затем полилась сама музыка – это была одна из известнейших восточных песен, легендарная Inta Aomri. Я, как и прочие восточные гости (неужели я причислил себя к ним?), сразу же узнал ее.
Музыка летела, плыла, кружилась, путешествуя по залу, будто заглядывая в лицо каждого гостя. В ней была и торжественность, и сладкая радость, приправленная горечью грусти. Она рассказывала о прекрасной, но несчастливой, безумной и слепой, но безответной любви.
Вскоре в зал вошла она - та самая девушка в голубом платье, только теперь она была облачена в расшитый стразами лиф и шелковую юбку белого цвета с высоким разрезом, ее бедра были обхвачены богато украшенным поясом - классический для этого вида танца наряд. Девушка и в этот раз появилась неожиданно - на секунду мне почудилось, будто сам хор инструментов, объединив свои голоса, облачился в плоть и кровь. Плавно, точно пантера, с королевской осанкой, она плыла по залу, здороваясь со зрителями, как и сама мелодия за несколько минут до нее. Танцовщица двигалась не в такт музыке, нет, скорее, сама она стала музыкой, превратив свое тело в инструмент. Она то покачивала бедрами, то кокетливо дергала плечом, уходила в такой глубокий прогиб, что кончики ее волос стлались по полу, каждое движение она дарила зрителям, задерживаясь на секунду перед каждым, каждому даря восхитительную улыбку и проникновенный взгляд. Она была волной и снопом искр, она была холодна и горяча, ее тело то застывало в изящной позе, то мягко изгибалось, точно пламя, то пропускало через себя вибрацию, заставляя публику трепетать.
Невозможно было отвести взгляд, отвлечься, обратить внимание на что-то еще. Весь мир вокруг нее замер и погрузился в сон, лишь она одна жила и дышала в потоке яркого света. Мной овладело доселе неизведанное чувство, природы которого я не мог разобрать. Я жадно хватал воздух, как утопающий, во рту пересохло, в затылке пульсировала кровь. Только осознав, что мои руки сжались в кулаки, я понял, что это ничто иное, как слепая, бессильная ярость. Она передвигалась по залу, раздаривая свои взгляды и улыбки. Да как она смеет вот так – раздавать себя по кусочкам?
Спустя мгновение все мысли исчезли из моей головы, и злость рассеялась, будто она никогда и не касалась моей души. Я окунулся в омут бездонных темно-шоколадных глаз, и чувство реальности покинуло меня. Мир больше не спал, он просто исчез – не было больше никого, кроме нас двоих. Мужчины и женщины, принадлежащей ему. На одно бесконечное мгновение мне показалось, что все улыбки и взгляды, раздаренные ею, предназначались для меня одного. Она очаровывала, сводила с ума, тянула ко мне свои тонкие руки. Вокруг меня простилалась бескрайняя пустыня, но где-то там, вдалеке, я видел благодатный источник. Мне мучительно хотелось добраться до этого источника.
Когда она отвела взгляд, я тряхнул головой, невольно оглядывая окружающих - заметили ли они, как я грезил на яву? Но все взгляды были обращены к танцовщице - и я понял, я с горечью осознал, что испытанное мной было далеко не уникально. Каждый, кому посчастливилось заглянуть в ее глаза, был уверен в том же, что и я - что она танцует, смеется и дышит только для него. Она принадлежала всем и никому.
Быстрая часть композиции завершилась заунывной песней дудочки, а потом все изменилось. Мелодия больше не кружилась и не вела за собой, а танцовщица остановилась посреди зала - она больше не улыбалась, пришло время рассказать историю. Грустную историю о любви.