- Это Рене, я Спенсер, это Николас…
- Просто Ник.
- Окей, Ник, Анжела и Его выс…
- Ричард, Спенс, меня зовут Ричард, - прорычал я. Еще не хватало, чтобы она сделала мне реверанс.
- Вечно все меня перебивают, - пожал плечами Локманн, напустив на себя печальный вид. Его длинноногий антидепрессант тут же склонилась к нему, поглаживая по руке, - а Вы?
- Элиза, - выдохнула она.
- Тогда эта музыка «к Вам», - произнес Ник. Девушка печально улыбнулась ему в ответ. Он был прав: зазвучала «К Элизе» Бетховена, - Мы видели ваше выступление. Это было великолепно.
- Да-да, - с улыбкой вторила ему Анжела.
- Спасибо, - ответила она. Мне казалось, что она старается не замечать моего присутствия. Возможно, она смущалась моего пристального взгляда, но я не мог не любоваться ею. Изящные линии носа и подбородка, длинная шея, нежный изгиб плеча – мучительно прекрасна, даже в пол-оборота. Она была так близко, что можно было протянуть руку, и коснуться ее волос, так близко, что меня дразнил сладкий аромат ее духов. Хотел бы я знать: действует ли ее близость столь же одурманивающе на всех прочих?
- Земля-земля! – Спенсер помахал рукой перед моим носом, - так что ты думаешь?
- Я? О чем? – я обернулся к Локманну. Я не представлял, о чем он меня спрашивает, но виноватым себя не чувствовал.
- Я сказал, что лучшего танца живота никогда не видел, и спросил: а ты?
- Аа.. – протянул я, - да. Пожалуй, кроме выступлений Фифи Абдо.
Зачем я это сказал? Я даже лица Фифи Абдо не помнил, не говоря уж о ее танцевальном таланте. Блондинка Локманна удовлетворенно улыбнулась, а сама Элиза, казалось, не обратила никакого внимания на мои слова. Ее взгляд блуждал по залу, оглядывая лица гостей, но ни на ком не задерживаясь.
- Скажите, ведь исполнительницы танца живота должны быть в теле, разве нет?
- Ник! – Анжела бросила на мужа шокированный взгляд, - пожалуйста, не обижайтесь на него.
- Ну что Вы.
И почему меня так раздражает ее чертова вежливость?
- И давно вы этим занимаетесь? – подключилась Рене, - я имею ввиду: это же не балет, тут нет ничего сложного, так ведь?
Почему-то из тысячи вопросов, которые могли бы ее оскорбить, именно этот заставил девушку недовольно поджать губы и усмехнуться.
- Приглашаю вас на занятия ко мне в студию. Я веду уроки в фитнес-клубе Motion каждую среду. Уверена, вы всему быстро научитесь.
Рене и Спенсер возбужденно зашептались, обдумывая эту возможность. К счастью, они не расслышали ядовитую нотку, проскользнувшую в словах танцовщицы. Меткий выстрел, впрочем, не попавший в цель.
- Скажите, ваши родные не против того, что вы выступаете на сцене? Я имею в виду: в восточных странах это ведь непринято, да? – Рене оглядела нас в поисках поддержки.
Конечно, она намекала на экзотическую внешность Элизы – темные волосы и бархатные глаза подсказывали, что в жилах девушки течет восточная кровь.
- Вообще-то, я из России, - произнесла она, - а у нас в стране нет таких предрассудков.
Элиза поднесла к губам стакан с водой и жадно отпила несколько глотков. Ее глаза продолжали оглядывать зал, и, когда я на секунду поймал ее взгляд, в нем промелькнуло затравленное выражение.
По залу закружились пары, и вскоре к нашему столику подошел мужчина – полный и неприятный, с блестящей лысой головой. Он галантно предложил Элизе руку, приглашая ее на танец. К моему ужасу, она сказала: «Конечно» и вложила свою нежную ручку в его пухлую сальную руку. С легкой улыбкой она позволила увести себя в центр зала. Рене отпустила едкое замечание насчет молодых и ловких девиц.
Локманн толкнул меня локтем в бок:
- Рик, твой отец идет к нам.
Примечания:
Фифи Абдо - египетская танцовщица и актриса
Глава 5. Рик
Он был прав.
Его величество король Фатих приближался к нам под руку с последней женщиной в мире, которую я желал бы видеть.
Оливия Гонсалез.
Черт бы ее побрал.
- Добрый вечер, молодые люди, - он был как всегда холодно-любезен и полон надменного достоинства, - Ричард, рад тебя видеть.
- Уверен, что это так, - буркнул я.
Спенсер, Рене и остальные ошарашенно глазели на моего отца. Не представляю, как им удалось заново обрести дар речи и поздороваться с непрошенными гостями.
- Ричард, ты так повзрослел, одно удовольствие смотреть, - промурлыкала Оливия. Мне с трудом удалось подавить рвотный рефлекс.
Я бросил взгляд на танцевальную площадку: в свете ламп Элиза была неотразима – ее платье переливалось всеми оттенками синего, в волосах блестела медь, глаза сияли. Толстяк что-то сказал, и ее ресницы затрепетали, на губах заиграла ослепительная улыбка. Притворство, очевидное притворство, но такое желанное, что любой мужчина с радостью поверил бы в него. Я почувствовал, как мои руки сами собой сжимаются в кулаки.