При виде искажённого, накрашенного лица своего отца Александр словно окаменел.
Мария Фёдоровна обернулась к сыну, холодно и торжественно сказала:
— Теперь поздравляю, ты — император!
При этих словах Александр свалился замертво. Присутствующие подумали, что он мёртв.
Без всяких признаков волнения Мария Фёдоровна посмотрела на своего сына, потом взяла меня под руку и в сопровождении его и графини Ливен вернулась в свои покои.
Это произошло прежде, чем Александр очнулся от своего обморока.
Очнувшись, он отправился к матери, и там оба свободно предались своему горю.
Вечером вдовствующая императрица опять отправилась к телу своего убитого мужа. Там она бросилась на труп Павла в полном отчаянии и с горькими слезами. Друзьям пришлось почти нести её обратно. На другой день эти посещения повторились...»
Император, Елизавета, Константин и Анна уже переехали в Зимний дворец, многие вещи и картины были перевезены частью в Гатчину, частью в Павловск. А на месте опочивальни императора Павла Мария Фёдоровна потребовала построить церковь.
Именно в том месте, где Павел пал под руками убийц, сооружён был алтарь...
Из апартаментов Марии Фёдоровны Александр вышел другим человеком.
Елизавета поняла это, едва взглянув на мужа, — он более не нуждался в её поддержке и утешении, отныне главным советчиком и опорным столбом во всей его жизни стала его мать — «старая толстая немка». Этих слов Мария Фёдоровна не забыла Елизавете и до конца, как только могла, отравляла жизнь своей невестке...
Уже на похоронах камер-лакея Кириллова, погибшего на посту возле императора, почувствовала Елизавета эту разницу.
Кириллова хоронили очень скромно, без пышности и почестей, но сам император Александр возложил на его гроб живые цветы. Елизавета также была на этих похоронах, в глубоком трауре, и отмечала про себя все детали начинающейся перемены.
Мария Фёдоровна прислала на гроб скромному защитнику императора Павла огромный крест из белых роз, среди которых каплями крови выделялись несколько пунцовых.
Похороны Павла были назначены на страстную субботу, в полном соответствии с предсказанием Авеля.
Елизавета случайно наткнулась на эти записи Павла, но не показала их Александру. Уже теперь понимала она, каким потрясённым вышел из всей истории Александр, что и к ней он будет отныне относиться с недоверием и лживой вежливостью — она как будто также виновата во всей этой неразберихе, хотя она лишь знала о заговоре и, как могла, поддерживала своего мужа...
Начиналась Пасха, самый большой праздник в христианстве, но скорбная церемония прощания с телом императора заставила весь народ облечься в траур. Сразу же по выходе из церкви столичные жители останавливались на улицах, где уже гремел похоронный пушечный салют. Тысячи людей толпились возле Петропавловской крепости, где должно было состояться захоронение Павла, плач и вой слышались везде...
Елизавета не была на похоронах убитого императора. Как на грех, слишком подействовала на неё сырая, тяжёлая, холодная атмосфера Михайловского замка. Горло заболело, жар и краснота разлились по всему телу. Оттуда, из Михайловского замка, вынесла Елизавета чахотку, сжигавшую её в течение всей жизни...
И снова мать и сын были рядом, и снова вместе плакали, обнявшись, и снова сын клялся следовать всем советам и наказам матери.
По указу императора Александра эскадрон Саблукова за верность императору Павлу получил особое отличие — андреевскую звезду с надписью: «За веру и верность». Именно эти войска потребовала Мария Фёдоровна, когда в глубоком трауре удалилась в Павловск, своё любимое место препровождения. Только тут могла она спокойно оплакивать своего мужа. К этой печали добавилось и скорбное известие о смерти Александрины, старшей дочери, умершей в родовой горячке.
И вновь Елизавета пишет матери:
«Мы узнали о кончине бедняжки великой, княгини Александрины. Не могу выразить Вам ту боль, которую я ощутила, скорбь была всеобщей, не говоря уж о её родственниках. Такая молодая, такая красивая, столь чудный ребёнок, и умереть в самом расцвете сил! Всё ещё не верится! Она была так жизнерадостна, так свежа, полна жизни, так любила жизнь...
Бедная, дорогая Александра, не могу представить себе её мёртвой! Болезнь убила её на девятый или десятый день после родов.