Елизавета сознавала, что, конечно же, Александр, как всегда, будет великодушен, изумляя Европу, пуская ей пыль в глаза, что, конечно же, он сохранит трон Карлу, всей Европе рассказывая о том, какой он добрый, великодушный победитель.
Странно, думалось иногда Елизавете, как много в нём черт бабушки Екатерины, стремления создать соответствующее впечатление, похвастать тем, чего на самом деле нет.
Но Екатерина хоть писала обо всём своим корреспондентам в Европе, рассказывала о всех новостях в семье и стране, а Александр блистал теперь силой русских солдат, наслаждаясь своей славой. Да, ныне он был победителем, и это она, Елизавета, указала ему на всемирную славу — освободить Европу от Наполеона, спасти десятки крохотных государств — даже не земли, не людей, а лишь троны.
Ей был дорог Баден, и она знала, что тщеславие подвигнет императора на следующие неисчислимые жертвы.
И как ни доказывал Кутузов, что войска устали, что России нет дела до Европы, что пусть сами европейцы справляются со своим чудовищем, что Наполеон больше не сунется в Россию, — нет, не послушался Александр советов Кутузова. Он и раньше не любил его за Аустерлиц, теперь же возненавидел за победу над Наполеоном.
Во что бы то ни стало решил он затмить его победу, освободить всю Европу.
Александру была нужна эта слава, как всякому, кто чувствует в душе убийственный комплекс неполноценности. Только Елизавета знала об этом, только она слишком хорошо понимала его характер и. вопреки советам Кутузова склоняла мужа идти в Европу, снова устилать её трупами русских солдат.
Кто их считал, этих русских?
«Прошу Вас, дорогая мама, не думайте, что хоть малейшая озлобленность примешивается к тому, что я пишу Вам о немецких войсках. Мне искренне жаль их, оказавшихся инструментом в руках чудовища, болью отзывается во мне деградация прекрасного народа, которому могу только пожелать изменения порядков, царящих в Германии. И поверьте, что здесь принято добром воздавать за зло. Обращение с немецкими пленными очень хорошее, даже Каролина, сестра моя, просила Амалию передать благодарность императору за отношение к баварцам, высказанную ими самими. Это не то, что пришлось испытать русским в 1805 году при их переходе в Баварию. Тем лучше! Единственно допустимая, на мой взгляд, месть — поразить добрыми деяниями тех, кто сделал тебе зло...»
Так она писала, но в душе мучилась сомнениями: поймут ли это добро те, кто делал зло, поймёт ли Карл свои ошибки, свою нестойкость и подхалимство?..
Нет, она не собиралась упрекать его: что сделано, то сделано.
Знала, что её младший брат ищет подходы к штаб-квартире императора Александра, подсылает к нему от имени матушки с письмами, полными униженных поклонов и приветов, а более всего рассчитывает на родство, на неё, Елизавету.
И, движимая чувством жалости к своей семье, она первая просила Александра о сострадании. Прекрасно понимала, что в войну он не смог руководить своим собственным народом — помимо его воли и желания сам народ встал на защиту родины от иноземцев, народ спас императора и его наследственные права на престол.
Теперь он должен был доказать свою состоятельность, показать, что и вождь этого народа известен и блистателен.
Дело было сделано самим народом, продолжить славу русского народа должен был он, император.
И он выступил с войском за пределы границ России.
Наполеон отступал, его хвалёная армия в 600 тысяч солдат разных наций Европы была уничтожена, он набирал всё новую и новую и снова и снова бросал в бой безусых юнцов...
Александр шёл по следу Наполеона, сам руководил боевыми действиями. Города падали под напором русской армии. А Елизавета в это время в глубоком уединении осмысливала результаты войны, саму эпоху, в которую жила, все её последствия.
«Если нынешняя обстановка омрачена вызванными ею всеобщими страданиями и личными несчастиями, то в ней наблюдается и нечто высокое, поскольку эпохи, подобные той, которую мы переживаем сейчас, случаются редко.
Без всякого преувеличения следует сказать о патриотизме, героической преданности и отваге, которую мы ежедневно наблюдаем среди военного и гражданского населения.
Ах, эта славная страна на деле демонстрирует, что собой представляет, несмотря на упорные попытки представить её как варварскую.
Варвары Севера и ханжи Юга Европы не перестают доставлять неприятности этой в полном смысле слова цивилизованной нации.