Почему, почему он оставил её и почему на его постели такое чужое лицо?!
Врачи протоколировали, Волконский и Дибич составляли траурные донесения, а она пошла в собор, чтобы не оставаться рядом с умершим...
На паперти сидел нищий, обросший бородой, в лохматой, нахлобученной на лоб шапке, в крестьянском армяке явно с чужого плеча.
Никого кругом не было.
— Не останавливайся, Лизон, — услышала она вдруг шёпот, — подай копеечку...
На груди у нищего висела жестяная кружка с надписью синим карандашом: «На сбор для церквей».
— Тайно уйду в скит, стану монахом, — опять раздался шёпот.
Нет, она не признала бы в этом нищем своего мужа, но поняла, что до конца дней придётся хранить тайну.
Он тихонько рассказал ей всё: и что знает только мать, и что природное отречение вызовет волнение и смуты в государстве. Он будет в скиту у старца Зосимы, станет замаливать свои грехи...
Она оставалась в Таганроге до того времени, когда и он, старец Фёдор Кузьмич, пошёл пешком по России до Оптиной пустыни.
Гроб с телом умершего императора, как все считали, повезли по России.
Почти два месяца везли его...
Елизавета выехала обратно через несколько недель после того, как гроб увезли, всё время оставаясь во дворце Шихматовых.
В доме, где лежало тело чужого умершего человека, она не смогла вынести ни одной минуты.
Погребение императора состоялось без неё. Мария Фёдоровна без единой слезинки встретила весть о смерти старшего сына, императора, — она знала, что он исполнил своё желание, и так, как она просила.
Но в Петропавловском соборе, где был выставлен гроб, она приказала открыть крышку, долго всматривалась в незнакомые черты, потом громко сказала по-немецки, обращаясь ко всей своей семье:
— Это же Александр, разве вы не видите?
Лицо было чёрным, тело плохо набальзамировали, от него шёл смрад, и никто не захотел воспользоваться последней данью памяти умершего — никто не поцеловал его лицо, никто не поцеловал его руки.
Даже сама Мария Фёдоровна лишь едва наклонилась над телом, чмокнула воздух возле лица и с ужасом отпрянула.
Крышку закрыли, к больше никто не видел в гробу императора.
Похоронили его с почестями, обычными для императора. Печально трезвонили колокола, народ потоком шёл в собор, проходил мимо закрытого гроба, осенял себя крестным знамением, кое-кто опускался на колени возле высокого помоста и целовал край полога, свисавшего с гроба...
Его похоронили в Петропавловском соборе, там, где покоились все цари и императоры.
Хоронили уже после декабря 1825 года, после расстрела восставших на льду Невы.
Елизавета долго добиралась до дому, но так и не успела к погребению.
Императора похоронили в марте 1826 года, она скончалась в дороге, в Белёве под Тулой, в мае 1826 года.
Императрица Мария Фёдоровна выехала ей навстречу, но, не доезжая двух станций до Белёва, получила весть о кончине императрицы Елизаветы.
И остановилась, не доезжая до Белёва, не захотела проводить время возле умершей невестки...
Перед самой своей смертью Елизавета призвала к себе верную Валуеву.
— Вот этот чёрный ларец, — сказала она фрейлине, — береги. Когда приедешь в Петербург, на заставе, у въезда в город тебя будет ожидать человек. Отдашь ему этот ларец. В нём мои бумаги, мои дневники, всё там, вся моя жизнь до самой кончины...
Через несколько часов фрейлины нашли её мёртвой.
Валуева забрала чёрный и тяжёлый ларец. Ключ от него она повесила себе на шею.
На заставе у Петербурга её действительно встретили, но не человек, о котором говорила императрица Елизавета, а полиция.
— Вы Валуева? — спросили её.
— Да, — ответила фрейлина.
— Вас ждут во дворце.
Она хотела было оставить свои вещи, но ей приказали забрать чёрный ларец и везти его с собой.
Во дворце её действительно ждали. В высоком зале, где топился огромный камин, сидела в кресле Мария Фёдоровна в траурном платье и расхаживал высокий молодой военный — новый император Николай, которому присягнула уже вся Россия.
— Императрица Елизавета оставила вам что-либо? — сразу же спросила Мария Фёдоровна по-немецки.
И Валуева честно сказала, что Елизавета просила беречь чёрный ящик с её бумагами.
— Дайте сюда ключ, — отрывисто бросил император Николай.
Валуева сняла с шеи цепочку и передала ему.
Он поставил на стол перед матерью чёрный ларец, щёлкнул ключом.
Тихо зазвенев, крышка отскочила.
Николай запустил руки в ларец, вытащил несколько толстых тетрадей, пролистнул их. Они были исписаны по-французски, мелким убористым почерком.