Он, прочитав несколько фраз, передавал их матери.
Мария Фёдоровна прочитывала тоже несколько фраз и откладывала тетрадь в сторону.
Процедура продолжалась довольно долго.
Валуева сидела ни жива ни мертва...
Они просмотрели все тетради, пролистывая их.
Потом разом взглянули друг на друга, и Мария Фёдоровна кивнула на камин.
Николай с размаху бросил все тетради в огонь. Закоробились жёсткие обложки, дымом опахнуло чёрные, густо исписанные листы.
Горели дневники, горела вся жизнь Елизаветы, заключённая в этих листах.
— Вы можете идти, — сказала Мария Фёдоровна Валуевой.
— Ларец можете взять на память, — добавил Николай.
Валуева вышла, захватив ларец, и долгие годы в её семье сохранялась эта последняя реликвия императрицы Елизаветы.
Понять Николая и его мать было можно.
Когда начались допросы декабристов, расследование по делу о Сенатском восстании, замелькали имена.
И выплыло на свет имя императрицы Елизаветы. Нет, никогда она не участвовала ни в каких союзах и объединениях, ни в каких тайных обществах, разве что состояла покровительницей «Общества любителей российской словесности». Но многие декабристы прочили её императрицей после переворота.
Михаил Бестужев-Рюмин, подпоручик Полтавского пехотного полка, на вопрос следствия, которое вёл сам Николай:
— С которого времени Южное общество вознамерилось ввести в России республиканское правление посредством революции? — отвечал так 15 января 1826 года (Елизавета ещё была жива):
— С самого начала. По предложению, сделанному Николаем Тургеневым, однако тогда же большая партия была склонна для возведения на престол государыни Елизаветы Алексеевны с конституцией...
Следственная комиссия уточнила в своих протоколах: не объясняет, когда, где и в чьём присутствии Тургенев предложил республиканское правление в России и кто составлял ту партию членов, которая желала царствования императрицы Елизаветы Алексеевны.
Задавались вопросы Бестужеву-Рюмину, и отвечал он на них так:
— Носится слух, что значительное число людей старых, имеющих вес в общем мнении, составило общество для возведения на престол императрицы Елизаветы Алексеевны...
17 февраля 1826 года тот же Бестужев-Рюмин уточнял в своих показаниях:
— Сие происходило в Петербурге в 1816 или 1817 году. Из присутствующих на совещаниях мне известны только Николай Тургенев, Никита Муравьёв, Сергей Муравьёв, Матвей Муравьев, князь Илья Долгорукий, Лунин, князь Сергей Трубецкой, Орлов, Глинка. Из принадлежащих к партии Елизаветы Алексеевны в особенности слышал токмо о князе Трубецком и Глинке...
Мелькало её имя и в других показаниях декабристов.
Декабрист Штейнгель в своих «Записках» отметил: «Я один только раз имел возможность поговорить с Рылеевым и тут высказал ему мнение, что в России республика невозможна и что революция с таким намерением будет гибельна, что в одной Москве 90 тысяч одних дворовых, готовых взяться за ножи, и что первыми их жертвами будут их бабушки, тётушки и сестры. Если же непременно хотят перемены порядка, то лучше признать царствующею императрицею Елизавету Алексеевну, и подкрепил эту мысль всеми доводами, которых Рылеев не мог опровергнуть...»
И далее он рассказывал в этих же своих записках, что подготовил манифест, предлагающий возвести на престол Елизавету, и читал его Рылееву. Он же как будто подготовил и приказ по войскам:
«Храбрые воины! Император Александр Первый скончался, оставя Россию в бедственном положении. В завещании своём наследие престола он предоставил великому князю Николаю Павловичу, но великий князь отказался, объявив себя к тому не готовым, и первым присягнул императору Константину. Ныне же получено известие, что и цесаревич Константин решительно отказывается. Итак, они не хотят! Они не умеют быть отцами народа. Но мы не совсем осиротели — нам осталась мать в Елизавете. Виват Елизавета Вторая и Отечество!»
Но дальше Штейнгель пояснял, что власть Елизаветы будет ограничена конституцией, а со временем императрица и сама откажется от престола в пользу республики...
И немудрено: знали просвещённые круги жену императора Александра как покровительницу наук, искусств и литературы, а одна лишь литература выражала тогда наиболее передовые взгляды, размышляла о власти и самовластии.
Знала ли сама Елизавета, что её именем воспользуются?
Вряд ли...
Никогда не думала она о том, чтобы восстать против мужа или даже против свекрови, с которой враждовала.