Нестабильность положения после своей смерти Елизавета принесла в жертву стабильности при жизни. Неопределенность с назначением наследника укрепляла ее собственные позиции, придавая особую важность ее жизни как королевы и делая ее средоточием верности подданных. Епископ Джуэл восклицал: «О, какими жалкими должны казаться те, кому не могут сказать, при каком правителе они будут жить. Я верю, что божьей милостью Елизавета будет жить еще долго и счастливо». В 1578 году королева едва не погибла от случайного выстрела. Из этого случая создатели баллад вынесли политический урок:
Королеве не хотелось, чтобы этот интерес был направлен на другого, и она продолжала испытывать страх перед планами выдвижения наследника. «Я знаю о непостоянстве английского народа, о его вечной нелюбви к существующему правителю и о направленности внимания на того, кто должен унаследовать трон», — заявила она в 1561 году. Шотландскому посланнику она рассказывала о заговорах, которые плелись для того, чтобы возвести ее на престол во время правления сестры Марии, на что он ответил: «Если бы в мире наверняка знали, кто будет править после нее, она бы никогда не была в полной безопасности». Когда в 1566 году парламентская делегация потребовала от Елизаветы назвать наследника, она в ответ парировала: «Я уверена, что это не будет одно из тех второстепенных лиц, каким в свое время была я». Мария Тюдор была в опасности из-за того, что на ее место хотели поставить Елизавету, а Елизавета подвергалась опасности из-за подозрений Марии — «такого никогда не произойдет с моим наследником»25.
Зная о своей подозрительности, Елизавета понимала, что никогда не сможет доверять провозглашенному наследнику: «Неужели вы думаете, что я смогу полюбить свой смертный саван, если, как учат нас примеры, короли не могут любить даже своих собственных детей, которые станут их наследниками?» — спрашивала она в 1561 году. В следующем году в Лондоне появился слух, что королева не станет решать вопрос о наследнике, «потому что она убеждена, что если будет существовать известный людям наследник, их благорасположение скорее всего сосредоточится на нем, а не на ней»26. В 1566 году Елизавета заявила Тайному совету, что не собирается стать слабой раболепствующей королевой и наблюдать, как ее советники покинут ее, чтобы вести переговоры с будущим наследником. Как бы она ни прикрывала истинные причины своего поведения борьбой за общественные интересы и безопасность наследника, на самом деле причиной отказа Елизаветы назвать его имя была забота о своей собственной политической независимости. Она не осмеливалась назвать и ключевую фигуру возможного переворота, который мог бы лишить ее трона. Позиция королевы была довольно уязвимой: не желая переключать верность своих подданных на другого, она все более усложняла проблему женского правления в мужском мире.
Несмотря на то, что Елизавета была женщиной, она стремилась убедить всех, что является единственной, кто может занимать английский престол. Она не хотела усложнять положение дел, выбрав себе мужа или наследника. Королева и ее сподвижники стремились создать атрибутику монархини, выходя при этом за рамки установленного идеала женщины. Стереотип женщины XVI века не подвергался изменению. Елизавета приняла для себя этот имидж и часто подсмеивалась над своим полом. Когда в 1598 году ее похвалили за способности к иностранным языкам, она в ответ сказала: «Нет ничего необычного в том, чтобы научить женщину говорить; гораздо сложнее научить ее молчать!»27 Она не стремилась изменить идеал, а стремилась выйти за его рамки, убедив всех в том, что она не является обыкновенной женщиной. Поразительно то, что в поэзии и на портретах она всегда представала в образе обожаемой богини или неприкосновенной девы, но никогда — обычной женщиной. Она была небесной богиней, Селеной, Дианой или Бельфебой, девственной Асгреей или девственницей-весталкой, непокорным горностаем или уникальным фениксом.