Лорд-наместник мог использовать свое собственное влияние, клясться в верности королеве и заявлять, что он так поступает в интересах короны. В 1601 г. граф Хартфорд писал Джону Тинну, чтобы заручиться поддержкой своих двух кандидатов от Уилтшира:
«Мне очень нужны не только Ваши голоса, но, чтобы результаты были как можно лучше для королевы, я также крайне нуждаюсь в Вашем содействии и содействии Ваших друзей, участвующих в этих выборах в Уилтоне в следующий вторник в день Св. Михаила, чтобы они оказали всяческую возможную помощь в завершении этого дела; умоляю Вас сообщить о моем желании, чтобы присутствовали все, кого Вы сочтете нужным, и уверяю Вас как в том, что с благодарностью принимаю Ваши усилия, так и в моей благодарности всем, кто мне хоть как-нибудь в этом поможет, ибо я считаю, что это будет полезно для всего графства»3.
Интересы собственные, графства и монархии — вот что нужно было обеспечить, уговорив сторонников Тинна голосовать за кандидатов Хартфорда. Итак, представители аристократии занимали должности на местах, влияли на парламентские выборы и заседали в Палате Лордов; им принадлежал социальный престиж, земельные богатства и людские резервы. В мирное время они управляли графствами; когда приближалась война, они собирали войска; во время войны они командовали армиями и флотами. Короче, власть принадлежала им. Елизавета нуждалась в таких людях, чтобы сделать свое правление эффективным; без них она могла только произносить гневные, но безрезультатные речи, визгливо понося Тайный совет. Но ей необходимо было добиться, чтобы власть знати использовалась в ее интересах, и ей надо было держать знать под контролем.
Один способ управы на высшую знать у нее был — это было ее количество. Когда Елизавета взошла на престол, было пятьдесят семь пэров; когда она умерла — пятьдесят пять. Она даже не компенсировала прекращение мужской линии нескольких родов и шесть лишенных звания за предательство; она определенно не компенсировала рост населения и увеличение количества поместного дворянства. Отношение королевы к высшим титулам было крайне консервативным. Шесть титулов было возвращено родам, которые их потеряли, и было разрешено передать два титула по женской линии. За сорок четыре года всего десять человек было титуловано вновь, и это были ее родственники или родственники уже существовавших пэров: единственным действительно «новым» человеком был Вильям Сесил, лорд Берли. Елизавета совершенно намеренно сокращала количество пэров. В 1588–1589 гг. Берли планировал влить в группу новые силы, и королева одобрила список из пяти повышений и семи новых титулов, составленный на основе короткого перечня четырнадцати ведущих претендентов — но она передумала, и проект кончился ничем. В 1598 г. Эссекс ходатайствовал о титуле для своего союзника сэра Роберта Сидни; королева возразила: «Но… что мне делать со всеми теми, кто претендует на титулы? Возможно, я хотела бы пожаловать звание ему и еще одному-двум, но многим — ни за что. А очень многие их друзья надоедают мне, чтобы я это сделала». Каким бы сильным ни было давление, Елизавета не уступала, она была и против иностранных пожалований: она была в ярости, когда сэр Томас Арундел вернулся в Англию в 1596 г. с титулом графа Священной Римской империи, и отказалась его признать. Почести должны были исходить только от самой королевы: как она сказала сэру Николасу Клиффорду, когда он получил французскую награду: «На моих собак надевают мои ошейники!»4.
Елизавета и ее советники очень строго следили за существующими пэрами. Она требовала от представителей знати, чтобы какое-то время они проводили при дворе, где она могла бы за ними следить. Приблизительно две трети пэров в каком-то смысле были придворными и в начале, и середине ее царствования, хотя, похоже, к 1590-м гг. это соотношение уменьшилось — тогда Елизавета явно обнаружила свои намерения; и в 1596 г. приказала Эссексу вернуть с полдюжины молодых аристократов, которые поспешили с ним на освобождение Кале. Берли был ходячим каталогом английской аристократии: «И разве он не знал хоть одного аристократа или джентльмена и их места пребывания, связей и родословных?» — писал слуга5. В его доме в Тиоболдзе были настенные надписи по генеалогии и геральдике ведущих родов, и у него были карты резиденций главных семей каждого графства, так что он всегда мог вычислить их связи и союзников. Частично этот интерес являлся результатом его интереса к древностям и снобизма, но это было и проявлением выдающегося политического мышления.