Во внешней политике Елизавета отказалась сделать выбор между поддержкой восставших протестантов и уступками католической Испании: она пыталась проводить обе стратегии сразу. В религии она отказывалась выбирать между безоговорочным протестантизмом и неуступчивым католицизмом: она пыталась создать церковь, которая соблазняла бы призывом к единству всех, кроме самых твердолобых с обеих сторон. Существовали веские политические причины для того, чтобы в начале ее правления избегать необратимых обязательств — но правда и то, что присущая характеру Елизаветы нерешительность способствовала ее изначальной привередливости и в дальнейшем ее поддерживала. Действительно, далеко не ясно, преследовала ли королева сознательно умеренную политику в религии и в международных отношениях. Может, она колебалась между политическими вариантами или следовала им всем без достаточной решительности или просто по счастливой случайности как-то проползала к какому-нибудь концу теми способами, которые кажутся сознательно умеренными только благодаря особой проницательности или тому, что мы смотрим в прошлое. Мы приблизительно знаем, что Елизавета делала, но она нам не рассказала, почему она поступала именно так.
Политические обстоятельства первой декады ее правления загоняли ее в положения, которые требовали постоянной борьбы. Появлялись новые проблемы — особенно насчет замужества, престолонаследия, Марии Стюарт, — все они влекли за собой основополагающие трудности в иностранных и религиозных делах. В начале 1561 г., казалось, она обдумывала решительное действие, чтобы разрешить все свои дилеммы — некоторое время она думала о том, чтобы выйти замуж за Роберта Дадли, для чего искала поддержки Испании и делала дальнейшие уступки английским католикам. Таким образом она могла бы освободить себя от связывающей ее опоры на протестантов и привлечь достаточную поддержку католиков. Но враждебность, с которой были встречены при дворе и в Лондоне слухи об этих планах, должно быть, убедила ее, что «испанская стратегия» приведет к гражданской войне. Практически не было альтернативы умеренному курсу (или проползанию) — и не было альтернативы сосуществованию с ее протестантскими сторонниками. Следовательно, королева все время подвергалась огню советов и информации со стороны своих протестантских советников, ведущих к тому, чтобы она более решительно принимала политику протестантов.
Таким образом, во время правления Елизаветы постоянно проверялось политическое искусство и политическая сила монарха династии Тюдоров. Положение у нее было такое, труднее которого не бывает. Ей приходилось сопротивляться махинациям советников, когда они пытались втянуть ее в свои интриги. Ее информационные источники были почти совершенно ненадежны, а ее собственные советники и послы, так же как и иностранные дипломаты, давали ей ту информацию, какую им было нужно. Конкретные политические (или тактические) линии, которые она проводила, мало кем поддерживались, а те служащие, которые их, как предполагалось, выполняли, часто не верили в то, чем они занимались. Она не могла доверять своим агентам — администраторам ли, послам, местным губернаторам или генералам — они не выполняли ее приказов, если за ними постоянно не следили. Ей нужно было покупать сотрудничество нерадивых слуг, предлагая заманчивые награды — но распределение милостей могло привести либо к монополии распределителя благ, либо к фракционной борьбе между конкурирующими группами. И ей приходилось достигать этого, несмотря на страшное политическое препятствие: она была женщиной в мире мужчин.
Принадлежность Елизаветы к женскому полу создавало три большие трудности в патриархальном обществе, где для женской власти не было идеологических оснований. Во-первых, усложнилась проблема наследования, поскольку трудно было найти отца для ее ребенка, не найдя господина для себя. Сэр Филипп Сидни предупреждал королеву, чтобы она не выходила замуж за Алансона, поскольку когда герцог начнет требовать, чтобы она переменила религию, она будет разрываться между покорностью Богу и покорностью своему мужу. Во-вторых, это осложняло ее отношения с политическими деятелями: ей нужно было сделать так, чтобы они охотно ей подчинялись, и убеждать их, что она знает лучше. В-третьих, это усложняло ее отношения с подданными: ей надо было найти то лицо монархии, которое подходило бы женщине и все же предполагало повиновение. Из этих трудностей и пришел образ королевы-девственницы, матери ее народа. Девственность не очень-то помогала с проблемой наследника — но она давала возможность вполне оправдаться в том, что она не будет решаться в браке. Королева-девственница получала возможность очаровывать своих советников и придворных и обеспечить влюбленное сотрудничество некоторых из ее магнатов. И девственная мать могла разыгрывать роль заботливой защитницы интересов своих детей.