Как горд был бы преступник, если бы администрация тюрьмы передала ему письма из Вены, Лайбаха, Флоренции, Лозанны, Неаполя, Софии, Праги, Балтимора, Лондона, Румынии, Испании, искренне желающие Люкени попасть в ад. Но все, кто называет себя борцами за благо человечества, приветствуют его «благородный поступок», считая, что он доказал — в народе еще живы такие, как он, «герои», вынужденные терпеливо ждать, не теряя мужества, той поры, когда в день великой победы народ откроет двери тюрем[576].
Люкени передают лишь часть писем, как содержащих восхищение и солидарность, так и полных ненависти, которых, в отличие от первых, много больше. Главным из них является письмо женщин и девушек Вены с шестнадцатью тысячами подписей. «Убийца, бестия, чудовище, хищный зверь, — написано там, — женщины и девушки Вены верят в то, что смогут отомстить за совершенное тобой с нашей любимой императрицей. Знаешь ли ты, дикарь, чего ты заслуживаешь?! Послушай, изверг: мы хотим положить тебя на стол — мы, имеющие доброе сердце, и с удовольствием смотреть, как тебя четвертуют. Наслаждаясь твоими мучениями, мы бы сыпали соль на твои раны и поливали бы их уксусом. Если бы ты сумел пережить такую казнь и остался в живых, мы бы нашли способ завершить начатое. Есть мысль: поступить с тобой так же, как ты поступил с нашей императрицей — вонзить тебе в сердце тот же инструмент, но медленно! Не хочешь ли испытать это? Будь ты проклят на всю твою жизнь, ты, жестокое чудовище, приносящее лишь горе. Да не получишь ты пищи, которую ешь. Да пошлет тебе небо адовы муки! Пусть твои глаза ослепнут, и ты погрузишься в вечную тьму. Таково горячее пожелание девушек и женщин Вены такому гнусному мерзавцу, каким являешься ты»[577].
В отеле тело Елизаветы кладут на смертное ложе. В Вену просят дать согласие, в соответствии с законами Швейцарии, провести вскрытие трупа. Франц Иосиф отвечает, что хотел бы следовать законам этой страны. После чего, 11 сентября пополудни в отделении патологоанатомии появляются врачи-профессора Ревердин, Госсе и Мегеванд. Под очень тонким полотном лежит императрица — стройная, красивая. Ее лицо, имеющее бледно-желтый оттенок, обрамлено длинными густыми волосами, а прекрасные серо-голубые глаза прикрыты веками. Но врачей интересует только ее тело — императрицы больше нет, существует только труп. Согласно протоколу процедуры, они проводят тщательное обследование, отмечают необыкновенно крепкие зубы, измеряют длину тела — метр семьдесят два сантиметра, и приступают к непосредственному осмотру раны. Четырнадцатью сантиметрами ниже левой ключицы и четырьмя выше соска левой груди находится маленькое V-образное отверстие, оставленное орудием убийства. Затем они исследуют сердце, констатируя его некоторое расширение. По результатам обследования ясно — напильник проник в тело на восемьдесят пять миллиметров, задел четвертое ребро, пронзил насквозь левое легкое и левую камеру сердца. Но канал раны очень тонок и узок, и кровь из сердечной камеры попадала в околосердечный мешок лишь по каплям, что постепенно парализовывало работу сердца. Лишь благодаря этому, а также огромной энергии Елизаветы и ее удивительной силе воли, могло случиться так, что Елизавета сделала еще сто двадцать шагов, дойдя до корабля, и только там упала без чувств[578]. Испытывая неподдельный ужас, графиня Сцтараи, посланник в Швейцарии граф Куэфштейн и генерал фон Берцевикци присутствуют на вскрытии в качестве свидетелей. После вскрытия тело Елизаветы бальзамируют. Ее лицо поразительно меняется и опухает. Но врачи обещают, что через короткий срок милые черты лица вновь возвратятся. Императрицу одевают в великолепное черное платье, волосы укладывают в прическу, какую она носила при жизни, и укладывают в гроб. Со всех сторон ее украшают цветы. Среди них — букет великолепных орхидей с виллы Прегни, тех самых, которыми так восхищалась Елизавета несколько дней назад. На столе лежат любимые украшения императрицы, которые наденут, провожая ее в последний путь. Разлученные со своей госпожой, они словно вопрошают, что же произошло и что будет с ними. Это маленькое, простое золотое ожерелье и обручальное кольцо, — она никогда не надевала его на руку, а всегда носила на шее под одеждой, непременный простенький веер из тонкой кожи, часы китайского серебра, на которых выгравировано слово «Ахилл», потертый кожаный ремешок с застежкой из камня, два медальона — один с прядью волос кронпринца, другой с двадцать первым псалмом из Библии, браслет с бесчисленными фигурными мистическими подвесками, среди которых: череп, знак солнца с тремя ножками, золотая рука с вытянутым указательным пальцем, орден Святой Марии и византийские золотые монеты.
578
Доклад врачей-профессоров: Августа Ревердина и И. А. Мегеванда, акт № 23 и № 23-6, от 11 и 12 сентября 1898 года, АГЖ; так же как заключение придворного советника, доктора Риттера фон Вилка о истории болезни императрицы, Вена, госархив.