Жизнь вернулась в обычное русло и снова стала приятной. Отец прочно сидел на троне, враги его были повержены, чтобы никогда больше не подняться. А в животе у матери рос очередной ребенок.
Нэду уже составили собственный штат придворных, включая камергера, господина Вогана, который на людях носил принца на руках, и священника, кроткого дядюшки Лайонела, младшего брата матери. В июле Елизавета присутствовала на церемонии официального объявления Нэда принцем Уэльским, ее проводил король, он же принял у лордов присягу на верность своему законному сыну и наследнику. Принцесса с гордостью наблюдала за тем, как дворяне, начиная с Кларенса и Глостера, один за другим выходили вперед и клялись в верности ее брату.
К декабрю Нэд научился ходить. Он бойко топал к раскинувшей ему навстречу руки Елизавете, когда леди Бернерс принесла адресованное принцессе письмо.
– Королева говорит, вы можете вскрыть его.
Елизавета сломала плоскую печать. Читать она еще не умела, а потому передала письмо своей наставнице.
– Оно от графини Уорик, – сказала леди Бернерс, и улыбка сошла с ее губ. – Она просит вас заступиться за нее перед королем, так как милорды Кларенс и Глостер, как пишет графиня, отобрали у нее земли. Бесси, думаю, это послание нужно показать его милости.
– Я хочу сама передать ему письмо, – сказала Елизавета, которой было любопытно узнать, что скрывается за этим обращением к ней.
– Хорошо, – согласилась леди Бернерс.
Елизавета вручила письмо отцу, когда пришла к нему после вечерни. Стоя рядом с его креслом, она видела, что лицо короля, пока он читал, мрачнело.
– Она – глупая женщина и не имела права обращаться к вам, Бесси. – Он усадил дочь к себе на колени. – Я не отбирал у нее земли. Ее муж умер предателем, а сама она с тех пор живет в монастыре. Обширные владения Уорика перейдут к двум его дочерям. Я позволил дяде Кларенсу взять их в управление, так как он женат на Изабель. Дядя Глостер хочет жениться на Анне, потому что она овдовела, и, когда это произойдет, земли Уорика по моему распоряжению будут поделены между моими братьями.
– Но как же миледи Уорик? – Елизавета пожалела бедную женщину, так как сама знала, какой ужасной может быть жизнь в монастыре.
– Парламент объявит ее официально мертвой, чтобы дочери могли вступить в права наследства.
Елизавета подняла глаза на короля, смущенная тем, что человека могут объявить мертвым, пока он еще жив.
– Она не останется в нужде, – успокоил ее отец.
– А когда дядя Глостер женится на Анне Невилл?
Король вздохнул:
– Это хороший вопрос, Бесси. Проблема в том, что она исчезла. Никто не знает, где ее искать.
– Подозреваю, что Кларенсу это известно, – вмешалась в разговор мать, втыкая иглу в натянутую на пяльцы вышивку.
– Он это отрицает, – возразил король.
– Но кто потеряет больше всех, если Глостер женится на Анне? Кларенс хочет сохранить все наследство за собой.
– Едва ли он зашел так далеко, что стал прятать ее.
Мать выглядела раздраженной:
– Милорд, вам нужно научиться более реалистично смотреть на своих братьев. Вы проявили слишком большую снисходительность, когда Кларенс предательски поддержал Уорика. К тому же он ненавидит меня и моих родных. Считает нас выскочками и всегда держался такого мнения.
– Думаю, этот разговор немного преждевременный, – сказал отец и спустил Елизавету на пол. – Вы, наверное, ждете не дождетесь Рождества, Бесси. Мы проведем его здесь, в Вестминстере, устроим игры, маскарад, банкеты и пантомимы. Я намерен организовать пышные торжества, чтобы наверстать упущенное в прошлом году.
Елизавета захлопала в ладоши и воскликнула:
– Ах, скорей бы уже! – Однако, лежа в постели в ту ночь без сна, она думала не о грядущем Йолетиде, ее не оставляла мысль: куда же подевалась Анна Невилл?
Отец часто говорил о прекрасном Брюгге, где он провел время изгнания в качестве гостя герцога Бургундского. То и дело он поминал Бургундию, и вскоре Елизавета узнала, что тамошний двор первый во всем христианском мире по великолепию как в области искусства, так и в моде и манерах.
Решив никому не уступать в блеске и роскоши, король щедро тратился на свой двор, желая произвести впечатление на своих подданных и иностранных гостей. Для Елизаветы стало привычным видеть работников, которые занимались бесконечными улучшениями в Вестминстере и других королевских дворцах, перестраивали их в красном кирпиче, столь любимом в Бургундии, золотили деревянные панели, создавали витражи, развешивали по стенам изысканные гобелены и картины фламандских мастеров. Отец тратил огромные суммы на атрибуты своего величия, особенно на экстравагантные наряды, дорогие украшения и обильный стол. Елизавета с восторженным трепетом взирала на все это и дала себе слово, что, если когда-нибудь выйдет замуж за короля или принца, у нее будет такой же великолепный двор.