— Тогда мне придется просто ждать и молить Бога о спасении и терпении. — Елизавета пожала плечами и отвернулась от него. Ее милый голос стал чуть резче, что выдавало постоянное напряжение и нервное переутомление.
— Доктор Льюис уже давно находится у королевы. Мне кажется, что Ее Высочество хочет меня видеть, — заметила она. — Надеюсь, он не находит, что ей стало хуже.
Когда она говорила эти слова, дверь на другом конце комнаты отворилась, и до них донесся смех Елизаветы Вудвилль.
— Напротив, ей стало гораздо лучше, — улыбнулся Стеффорд.
— Мне кажется, доктор Льюис нашел для нее нужное лекарство, и — поскольку я боюсь языка моей тетки-королевы, когда она здорова, гораздо больше, чем когда она больна, — я, с вашего позволения, подожду доктора в саду.
К удивлению Елизаветы, ее мать, которую она оставила лежащей в постели, теперь почти быстро вошла в комнату, опираясь на руку доктора Льюиса. Уже давно она не выглядела так хорошо. Ее очаровательные глаза француженки сияли, щеки разрумянились, она снова стала оживленной!
— Бесс, дитя мое, ты была права, как всегда, — весело сообщила она, когда Елизавета встала, чтобы присесть перед ней, как того требовали хорошие манеры. — Я счастлива, что ты убедила меня позвать врача нашей дорогой графини. Посмотри, как он мне уж помог!
Глядя на маленького, сморщенного, похожего на обезьянку человечка, Елизавета поняла: он настолько хитер, что сможет излечить самого дьявола!
— Что вы прописали королеве, доктор? — ласково спросила она, манера обращения принцессы облегчала контакты с ней даже самым робким людям. — Мне кажется, это был сильный эликсир молодости!
— По крайне мере, что-то, ради чего стоить жить! — засмеялась ожившая больная. Подойди сюда и сядь рядом, Бесс. Маргарет Бофорт, графиня Ричмонд, прислала нам весть. Поскольку это секрет нам лучше отослать всех прочь!
Взмахом украшенной кольцами прелестной ручки Елизавета Вудвилль приказала всем удалиться. К удивлению ее дочери, врач остался.
— Доктор Льюис будет посещать меня очень часто. Он понимает все симптомы моей болезни, — объяснила вдовствующая королева, совершенно вне связи с предыдущим разговором.
— Вести о моих братьях, мадам? — сразу же спросила Елизавета, как только они остались втроем.
— Нет, от них пока нет вестей. К сожалению! Я начинаю сомневаться, смогу ли я еще раз увидеть их!
— Тогда что же это за новости, которые делают жизнь такой привлекательной? — грустно прошептала дочь, неохотно садясь рядом.
Оказалось, что в то время, как королева-мать горевала о несчастьях, которые выпали на ее долю, ее острый ум искал и нашел возможности для действий.
— Графиня просила сказать мне, каким умным и способным вырос ее сын, — сказала она.
— Конечно, ведь он ее единственный сын, — улыбнулась Елизавета.
— И все остальные вести только подтверждают, что она права в своей оценке молодого человека. Доктор Льюис только что возвратился из Бретани и рассказал мне, каким уважением пользуется там Генрих Ричмонд.
Умный маленький доктор быстро подхватил линию разговора.
— Он так красив, воспитан и так много знает, — заметил он. Его пронзительные глазки обратили внимание на подарок Стеффорда — красивую книгу, лежавшую рядом с вышивкой принцессы.
— Его мать считает, что ему пора обзавестись женой, — добавила королева.
— Может, он женится на дочери герцога Бретани — заметила Елизавета. Она сказала это из вежливости, ее совершенно не интересовал этот разговор. Но ее мать наклонилась вперед и положила руку ей на колено.
— Эта весть предназначалась лично для тебя!
Она тоном подчеркнула важность своих слов.
Елизавета за свою недолгую жизнь уже привыкла, что ее предлагают в качестве матримониальной наживки в тех или иных политических целях, но на этот раз материнские намеки не вызывали в ней никакого понимания, — ради чего стоило начинать все сначала?
— Сообщение мне по поводу Генриха Тюдора Ланкастерского?! — воскликнула она. В ее голосе звучало презрение и отвращение, что нередко слышалось в тоне ее матери, — эта черта у них была наследственной.
— Лучше хорошо настроенный Ланкастер, чем предатель династии Йорков, — резко ответила мать.
— Но мой отец не пожелал бы даже слушать о подобном предложении, — робко запротестовала Елизавета. Она начала понимать, что сказанное следует принимать всерьез, и это ее сразило.
— Если бы твой отец был жив, нам бы и не понадобились подобные предложения, — не замедлила ответить мать. — Но времена переменились, и мы должны меняться вместе с ними!
— Вы разве забыли, мадам, что Генриха Тюдора обвиняют в предательстве, и он находится в изгнании?
— Его могут убедить вернуться домой.
— Убедить?
— Доктор Льюис наблюдает за их огромными поместьями и передает любящие послания от матери сыну. Сын и наследник Ланкастеров не так уж оторваны от дел здесь, как это может показаться.
Фантастическая схема начала понемногу превращаться в реальность.
Только Вудвилли, находясь в роли жертв, могли придумать столь невероятное!
— У него нет шансов вернуться сюда против воли Ричарда Глостера, — презрительно заметила Елизавета. Она не поняла, что сделала невольный комплимент своему дяде.
Хрупкие плечи матери изобразили типично французское отрицание иных возможностей.
— В настоящее время нет, — признала она. — Но если он женится на старшей дочери короля Эдуарда…
«Когда вокруг столь амбициозной женщины, как моя мать, рушится мир, она идет на все, чтобы как-то устроить судьбы своих детей», — горько подумала Елизавета, а вслух сказала: — Ничто не может меня заставить выйти за него замуж! Елизавета, всегда мягкая, покорная воли родителей, сейчас сама была поражена резкостью своего отказа.
Королева-мать побагровела от ярости. Она отослала своего нового врача изящным, но чересчур торопливым жестом.
— Мне кажется, ты забыла, Елизавета, что в своем завещании отец возложил на меня обязанность заниматься замужеством его дочерей?! Даже наши враги, которые называют вас незаконнорожденными, не смогут оспаривать это мое право, — сказала мать.
Елизавета понимала, что в этом королева была права. Но ее последняя идея казалась такой невыполнимой, что можно было радоваться только тому, что она поможет отвлечь королеву от ужасов реальной жизни. И все же Елизавета была рассержена и потрясена предложением матери.
— Значит, вы так мало любите Белую розу Йорков? — потребовала она ответа. Она гордо выпрямилась перед матерью, когда они, наконец, остались вдвоем.
Королева тоже встала и пристально посмотрела на нее.
— Я ненавижу Ричарда Глостера! — почти прошипела она, не разжимая тонких губ.
— И поэтому хочешь плести заговор с Ланкастерами? Красная или Белая роза — мне кажется, для вас, Вудвиллей, это все равно! — обвинила ее Елизавета Плантагенет, впервые в жизни оскорбив происхождение своей матери. Они были уже не королева и ее подданная, не мать и дочь, а две женщины, забывшие о приличиях. Елизавета никогда не стала бы так себя вести, если бы поцелуи Стеффорда не грели ее сердце. Она не только была в ужасе от перспективы союза с враждующей династией, — чувство
Стеффорда к ней сделало ненавистными все мысли о браке из политических соображений.
Перед такой самообороной живость королевы увяла, осталось лишь чувство сострадания к себе. Она откинулась в кресле и стала звать своих дам, громко жалуясь, что единственный человек, на которого она всегда могла положиться, страшно оскорбил ее. У Елизаветы сразу же пропала вся злость, и она начала ухаживать за матерью. — Теперь уже казалось, что это был просто разговор, и все волнения были напрасными. Ее мать всегда пыталась устраивать сцены, когда жизнь становилась пресной. И не стоило так уж волноваться, потому что, как бы мать ни желала устроить брак дочерей по своему вкусу, она ничего не могла предпринять, пока находятся в аббатстве.