Позади нее послышались тихие шаги и шорох шелковых юбок. Елизавете пришлось вернуться к действительности.
— Ваше Величество!
Кэтрин низко присела перед королевой, которую она обожала. Сама Кэтрин была стройна и красива. Если она когда-то и мечтала сама стать королевой, то они никогда не обсуждали подобную возможность. Они обе знали, что только по любви, а не из-за амбиций она последовала за человеком, в которого поверила и до сих пор считала настоящим королем Англии!
— Проходите и садитесь, — сказала Елизавета, указывая на скамью у окна. — Я послала за вами, потому что хочу, чтобы вы успокоили другую бедную Екатерину…
— Успокоила? — это слово прозвучало с таким осуждением.
— Нет, нет, дитя мое. Я понимаю, что ее грусть не может сравниться с нашим горем. Но она в растерянности. Вы такая нежная и добрая. И вы ближе ей по возрасту… Попытайтесь подружиться с ней.
— Я выполню все, что пожелает Ваше величество, — пообещала Кэтрин. Поручение ее госпожи могло помочь ей чуть утешиться в собственном горе.
— Моя невестка хочет вернуться в Испанию, — сказала Елизавета.
— Может, там она будет счастлива, хотя я не желаю возвращаться в Шотландию. Где бы ты ни находился, твое сердце всегда с тобой! Мадам, вы не разрешите мне кое-что сказать вам?
— Конечно, дорогая Кэйт.
— Только что вы обронили: «Ее грусть не может сравниться с нашей». Вы тоже считаете…
Елизавета быстро встала.
— Нет, нет, конечно, нет! Я так сказала? Я сегодня неважно себя чувствую. Когда я встала утром, я подумала, может быть… — Прежде чем собеседница успела задать ей вопрос, королева прервала свою речь и спросила сама: — Я все время вспоминаю вашего мужа и его напрасные притязания на власть, потому что это касается… касалось моего сына. Кэйт, я королева Англии. Я не могу пойти к кому-нибудь и начать расспрашивать… Или выражать свои сомнения… Но вам, наверное, сказали… Вы же должны знать…
Кэтрин Гордон удивленно смотрела на нее. Она никогда прежде не видела обычно спокойную королеву такой возбужденной.
— Что знать, госпожа?
Елизавета посмотрела на приоткрытую дверь — там, в приемной, вышивали Джейн и Диттон. Она понизила голос.
— Должны знать, как два молодых человека, один из которых был не очень развитым и слабым из-за долгого заточения, сумели почти убежать из Тауэра. Даже если предположить… — Елизавета несколько замялась, и ее бледные щеки окрасил румянец, — даже если предположить, что им просто помогли установить связь друг с другом… никто никогда не допускал, что они на самом деле смогут убежать из Тауэра. Муж моей сестры, Суррей, сказал, что они уже почти удрали оттуда, и комендант Тауэра сильно перепугался. Говорят, они уже добрались до башни Байуорд. Это значит, что между ними и свободой оставался только один подъемный мост. Они могли выйти на Теймз Стрит. Я никак не могла понять этого. Вокруг них находилось много охранников, и у них не было с собой даже кинжала. Кэйт, такое не случается!..
Кэйт стояла перед ней, высоко подняв голову.
— Каждому из них было едва более двадцати лет, и в течение десяти минут они оборонялись, двое — против всего гарнизона Тауэра, — гордо сказала она. Ее глаза сверкали гордостью.
— Мой кузен не был трусом, — заметила Елизавета, наблюдая за Кэтрин.
— Все, что они сделали, было спланировано вашим изобретательным мужем, госпожа.
— Но что именно?
Кэтрин Гордон медленно пришла в себя.
— Мадам, разве вы не знаете, как было дело? Может, по каким-то причинам король не желал, чтобы вы знали все? — с удивлением заметила она. — Но я знаю. Они добрались почти до ворот, но их преследовала почти половина гарнизона. Ричард побежал туда, где содержались дикие животные. Я не могу себе представить, откуда он знал, как открывать заборы их клеток. Но он открыл клетки, выпустил львов, и охрана не смогла их преследовать!
Королева должна была отругать Кэтрин: ей запрещали называть мужа иначе как Перкин Ворбек. Дочь великого шотландского графа Хантли должна была помнить это! Но Кэтрин была взволнована, и Елизавета не стала ее отчитывать.
Королева почувствовала себя совсем больной. Ей показалось, что слегка веснушчатое личико Кэтрин, широкие решетчатые окна комнаты и лучи солнца медленно уплывают от нее. Вместо них Елизавета представляла арки Вестминстерского аббатства и стройного мальчика в черном, который уходил от нее в вечность. Она слышала свой голос, весело прокричавший: «Дикон, не забудь о львах!»
… Он проходил через двери, все дальше и дальше, за горизонт. Стало холодно. Но прежде чем пропасть совсем, он обернулся и улыбнулся ей… Такой веселой очаровательной улыбкой, что горло сдавил ком…
Елизавета очень редко падала в обморок, несмотря на все невзгоды своей сложной жизни. Но сейчас она рухнула на подушки дивана у окна.
Кэтрин Гордон не понимала, почему королева вдруг упала в обморок. Она закричала от ужаса. Прибежали Джейн и Диттон и послали за врачом.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
Никого не удивило нездоровье королевы. Еще утром Ее Величество жаловалась на плохое самочувствие, а позже она упала в обморок, когда разговаривала с миледи Кэтрин Гордон. Королевские врачи подтвердили: Ее Величество снова была в тягости.
— Господи, помоги ей, пусть на этот раз будет мальчик! — молились за нее ее друзья. Они понимали, что она таким образом старалась утешить своего мужа. Несмотря на хорошее здоровье Хэри, король тоже мечтал о сыне.
Но сама королева выслушала приятную весть без обычной радости. Она часами сидела молча, как бы переворачивая страницы своей памяти. Ее мысли были заняты не предстоящими родами. Когда кто-то из дам пытался отвлечь королеву вопросами по поводу детских вещей, которые они вышивали, королева не сразу понимала, в чем дело, и отвечала им рассеянно. Ее сестры обратили внимание: ее нежная, как у Мадонны, улыбка, теперь не часто появлялась на губах. Вместо того чтобы думать о будущем, она все время вспоминала прошлое и прощалась с теми, кого любила. Все думали, что она скорбит об Артуре, который был так похож на своего отца и мог стать мудрым и удачливым королем.
— Мне хотелось бы рожать здесь, в Гринвиче, без всяких церемоний, — сказала она однажды Джейн Стеффорд. — Моя свекровь уже давно не появляется при дворе, а именно она настаивала на соблюдении всяческих традиций. И теперь, когда наша дорогая Метти умерла, нам не стоит усложнять себе жизнь.
— Гринвич стал для вас домом, мадам. Не так ли? — спросила Джейн.
— Да, мне нравится сидеть здесь у окна и слушать крики младших детей, играющих в саду. Джейн, я, наверное, старею.
— Это в тридцать-то семь лет! — засмеялась Джейн. — Вы, верно, не знаете, насколько вы прекрасны сейчас, когда солнце отражается в ваших волосах.
— Я была красива, но сейчас я старею с каждой минутой! — улыбнулась Елизавета. — В отличие от других женщин, у меня не было любовных связей, которые поддерживают и питают молодость и красоту!
— Ваша красота стала более зрелой и соблазнительной. И вы так стройны, — заметила Джейн.
— Мадам, если даже под глазами у вас и появилось несколько морщинок, то это потому, что вам пришлось много страдать, — добавила Диттон. Она поставила на столик вазу с любимыми цветами королевы — анютиными глазками.
— В последнее время вы любите оставаться одна, как будто стараетесь что-то вспомнить и решить для себя. Но нам так не хватает смеха Вашего Величества!
— Мои милые, я в последнее время была для вас плохой компаньонкой! — заметила Елизавета. — Но обещаю исправиться. Я уже покончила с прошлым и буду думать только о будущем. Вы скоро услышите, как я снова буду смеяться, но, конечно, не так безмятежно, как наш милый Хэри!
Но едва она дала это обещание, смех снова покинул ее. В это же утро приехал секретарь короля с длинным списком инструкций, составленным ее мужем.
— Его Величество посылает вам свои распоряжения, мадам, на то время, когда наступит счастливый момент, — объяснил ей секретарь.