Елизавета Петровна жила всё это время совершенно тихо и смирно. И с тех пор, как любовника её сержанта Шубина сослали в суровую Сибирь, заместитель же его Нарышкин бежал от преследований за границу, Елизавета, не выносившая одиночества, обратилась к Густаву Бирону, брату курляндского герцога, и скоро любвеобильное сердце старой девы билось новой страстью к этому избраннику. Отношения их с каждым днем становились всё интимнее и интимнее, и окружавшее их общество с любопытством ожидало конца, а конец в таких случаях был постоянно крестинами. Заговорщики имели целью свержение с трона Анны и её креатуры курляндца и возведение на престол Елизаветы Петровны с её возлюбленным Нарышкиным. Разумеется, властолюбивая княгиня не отказалась в принятии участия в таком выгодном для неё походе и простерла отважным конспираторам обе руки.
Недовольство, вызванное бироновщиной и её бесконечными поборами, охватило всё общество: все стали на Бирона смотреть, как на виновника народных бедствий. Поход Миниха в Турцию стоил громадных денег, не принеся никаких выгод. Как дворянство, так и бездольные крестьяне ждали с нетерпением развязки придворной шашни, так дорого стоившей неповинному в этой царской забаве отечеству.
Дворяне, отставленные милостью Остермана и Миниха подальше от трона и правления, уже давным давно были готовы в принятии участия в замышленном заговоре, выговорив себе всевозможные привилегии и, главным образом, право голоса в правлении, как-то было прежде. Иван Долгорукий, фаворит Петра II-го, взялся за ведение заговора, и ему, как стоявшему во главе движения, со всех сторон выражались чувства симпатии и полного согласия и готовности к действию, дожидаясь только приказаний. Но вот наконец и этот день подоспел. Всё было наготове и на мази, как говорится, — как вдруг нагрянули бироновские агенты и всех инсургентов заковали в цепи. Бирон пронюхал угрожавшую ему опасность и явился как снег на голову, разбил оппозицию прежде еще, чем она успела приступить к приведению своих замыслов в исполнение.
Во всех концах Руси Великой возвышались позорные столбы, всюду производились самые бесчеловечные пытки, и виновных, не лишенных жизни, сотнями гнали по Владимирке в отдаленнейшие места суровой, слезами и кровью омытой Сибири.
Ивана Долгорукого казнили колесом, трем другим Долгоруким отсекли головы, других троих заключили пожизненно в крепости. Елизавету тоже было чуть-чуть не сослали в монастырь, в смиренные монахини, и наверное в конце концов не избежала бы и она участи её многих предшественников, о которых всёроссийским подданным коротко и ясно сообщалось, что мол «ударом скоропостижно скончались». Но как от одного, так и другого ее спасло то обстоятельство, что она, как уже замечено, находилась в крайне интимном сношении с братом всемощного Бирона. Итак этот план был уничтожен.
Но на трон Анны претендовали не только одни упомянутые лица: кроме них можно было бы привести целый список Лепорелло-мечтателей, но все эти замыслы или были слишком маловажны, или же были накрыты в самом их зародыше.
В ту пору был кабинет-министром граф Волынский, и этот верный слуга своего отечества тоже не мог равнодушно смотреть на вольготную жизнь курляндца. К тому же этот авантюрист мотивировал свои права на российский вседержавный престол узами родства с домом Романовых. И, право, при обозрении всех этих экстравагантов приходишь к предположению, что в ту пору придворные заговоры были прямо-таки эпидемическим явлением, что зародыши этой хитрой болезни сновали мириадами в воздухе. Но характерно в последнем случае то, что все предприятия в этом роде по сию пору имели быть приведенными к исполнению при помощи гвардии, только граф Волынский, обворовавший русский народ на миллионы, из благодарности или из какого другого чувства, имел дерзость втянуть в свое дело народ.
План Волынского простирался крайне далеко и в нём заключалось даже намерение министра, но достижении своей цели, жениться на «невинной» юной деве Елизавете Петровне, дабы с этой стороны не было бы никаких притязаний на престол. Но этот чудный сон должен был быть рассеян, и злостного мечтателя, как и легковерных его сообщников, заковали в цепи и запрятали в знаменитом Алексеевском равелине. По окончании суда, ведшегося с надлежащей строгостью, был объявлен приговор виновным, и гласил он: главным зачинщикам, в том числе и Волынскому, отрезать язык, отрубить правую руку, отнять голову от туловища и обе последние части выставить в назидание верноподданным, так часто решавшимся на скользкий путь заговора. Но сердце её величества оказалось всё же гуманнее прокурорского, и преступники были высочайшей волей помилованы — к смерти через отсечение одних только бурных голов.