Как от Франции, так равно и от Швеции получал Лесток взятки и так как обеим названным державам крайне было важно заручиться влиянием на русское правительство, то можно себе приблизительно представить, какие суммы серебра и золота сыпались в бездонные карманы ловкого посредника.
О ту же пору был политический конфликт между Россией и Швецией, чуть-чуть было не окончившийся объявлением войны. Швеция требовала обратно провинции, отвоеванные у неё Петром Великим. Лесток погасил этот начинавшийся пожар, пообещав от имени Елизаветы вернуть спорные земли мирным образом и заручился таким манером уже с самого начала уверенностью, что Швеция признает Елизавету Императрицей всея России.
Что же касается Франции, то Елизавета была по горло в долгах у французов и уже с давних пор жила решительно на счет доверчивых галльских кредиторов.
Даже все её заговоры и замыслы производились на французские деньги; так напр. и на предпринимавшийся переворот ссудил ее французский посланник мосье де-ла-Шетарди 40 000 дукатами. Но это было известно лишь тесному кружку друзей Елизаветы, в числе коих находились Лесток, её камер-юнкер и друг Воронцов, да немцы Шварц и Грюнштейн, на обязанности коих лежало подготовление войска к перевороту в пользу дочери Петра Великого.
А с гвардейцами Елизавета еще со времен своего возлюбленного Шубина стояла на хорошей ноге, и поэтому она и теперь не замедлила вступить с ними в сношение, чтобы обеспечить себе таким образом уже вперед поддержку с этой важной стороны. Заговор велся с удивительной энергией, и заговорщики глядели с уверенностью в непременный успех в ближайшем будущем. Ночью, с 5-го на 6-ое декабря 1741 г. было назначено приступить к делу, и вот вскоре пополуночи неустрашимая Елизавета, подкрепясь молитвой и лобызанием креста и испрося свыше благословения, пускается в путь, отправляется в казармы Преображенского полка, берет 200 человек рядовых, подкупленных Шварцем и Грюнштейном водкой и деньгами, и ведет их к колыбели царя-малютки Ивана, чтобы раз навсегда покончить с ненавистными супостатами и раз и навсегда изгнать из России брауншвейгских, столь опасных для неё пришлецов. «Славно» постояла эта бурная, полупьяная орда за свою будущую царицу-матушку, и характерно для личности Елизаветы то обстоятельство, что в числе всех этих сотрудников не было ни одного офицера. Последних наша героиня в свои тайны не посвящала, и если успела она стяжать себе любовь, уважение и честь в рядах простых солдат, то происходило это не из-за её благородных качеств и т. д., а только лишь благодаря той тупости, бесстыдству, пошлости и разврату, которые были так особенно свойственны её царственному типу и которыми «она прямо-таки щеголяла», как говорит историк Германн.
Вмиг было покончено с брауншвейгцами, и когда добрые петербуржцы 6-го декабря проснулись, то вчерашних богов уже не было, о чём горожане, разумеется, еще не имели никакого понятия. Да к тому же, признаться, такие перевороты уже давно перестали быть новыми и никого больше не волновали и даже и не удивляли, хотя и случались по временам неожиданно. Саксонский посольский секретарь докладывал своему двору об этом перевороте между прочим таким образом: «Я уверен в том, что вполне достаточно отряда гренадер, винного погреба и мешка с золотом, чтобы можно было без боязни убивать кого только угодно».
Но нужно отметить при этом тот факт, что эта елизаветинская ампутация, произведенная над малюткой помазанником, обошлась без всякого пролития крови, что в подобных случаях далеко немаловажно.
Брауншвейгцев отправили в Шлиссельбург и заключили в крепость, а несколько лет спустя, по заботливости прусского короля-капрала Фридриха II-го, проявившего к своим родственникам, решительно безвинным брауншвейгцам, особенно нежные чувства, их «без вины виноватых» сослали на север и поселили в маленьком городке Холмогорах, где и влачила несчастная семья самое безотрадное существование. Пруссак опасался того, что Шлиссельбург так близок к Петербургу, и поэтому и порекомендовал более рациональный род наказания. Что же касается дитяти Ивана, то он оставался по-прежнему в шлиссельбургском каземате и рос, благодаря бесчеловечному с ним обращению, положительным идиотом. Кто знает, быть может, нашелся бы какой-нибудь храбрец с планом освобождения Ивана и провозглашения его императором? И несомненно, кровожадная коронованная проститутка, Екатерина II-я, руководствовалась подобными соображениями, когда приказала убить Ивана, чтобы с этой стороны не было никаких опасений.