С 27 января камергер Р. Г. Левенвольде убеждал Александра Даниловича разорвать помолвку дочери Марии с родовитым польским шляхтичем Петром Сапегой, ибо государыне пришла в голову очередная блажь: женить пана на своей племяннице Софье Карловне Скавронской. Консультации шли трудно. Меншикова крайне огорчил высочайший каприз. Впрочем, когда размер компенсации за Сапегу поднялся до обручального кольца от великого князя, светлейший заколебался, ибо понял, что Екатерина готова щедро платить не за поляка, а за что-то еще. Потребовался аналитический ум А. И. Остермана, дабы разобраться в придворной интриге. Конечно, оба сановника слышали о недавнем откровении императрицы касательно судьбы младшей дочери. Следовательно, Екатерина и тот, кто за ней стоял, были намерены добиться провозглашения Елизаветы преемницей императрицы и теперь вербовали их под свои знамена. С 5 февраля Меншиков обсуждал с Остерманом, как лучше поступить, и отгадывал, чьи мысли озвучивала государыня. Ровно через две недели она сделала Остермана и Левенвольде воспитателями великого князя. Указ рассеял все сомнения сановного дуэта, и к вечеру того же дня Меншиков сдался. Затем, до середины марта, посредники, те же Остерман и Левенвольде, улаживали детали бракосочетания двух подростков. Судя по всему, помимо прочего договорились и о том, что 5 апреля 1727 года Екатерина публично объявит о помолвке. Однако императрица, празднуя собственное 43-летие, от сенсационных деклараций воздержалась.
Что же случилось? Полным фиаско завершилась миссия П. А. Толстого. От графа требовалось убедить всех противников партии великого князя или державших нейтралитет объединиться вокруг Елизаветы. Петр Андреевич в двадцатых числах марта съездил в гости к герцогу Карлу Фридриху, гвардейскому подполковнику И. И. Бутурлину, генерал-полицмейстеру А. М. Девиеру — но тем и ограничился, обнаружив не слишком приятную для «сердца моего» истину: Бутурлин и Девиер без особого энтузиазма откликнулись на призыв развернуть агитацию в пользу «сердитой» Елизаветы. Им больше импонировала «приемна» и «умилна собою» Анна Петровна. Вот если бы «зделать наследницею» ее…
Цесаревна Елизавета испугалась перерастания борьбы за ее права в движение в поддержку прав ее сестры, герцогини Голштинской. Оттого и посоветовала матери запретить Толстому посещать кого-либо еще. Увы, широкий альянс за Елизавету Петровну оказался иллюзией. По степени приемлемости для русского общества любимица царицы замыкала тройку лидеров. И продолжи Толстой визиты к знаковым политическим фигурам Петербурга, результат был бы противоположным: борьба за первенство наверняка разгорелась бы между Петром и Анной. Ведь голштинская чета, невзирая на клятвы 1724 года, виды на русскую корону все-таки имела, в чем Петр Андреевич убедился, побеседовав с Карлом Фридрихом.
Так что надежды на успех еще одной политической комбинации не оправдались. Вопрос что делать вновь обрел актуальность. Но честолюбивая барышня и на этот раз не выбрала смирение. Соломинкой, за которую попыталась ухватиться цесаревна, стала реанимация идеи Кинского: прийти к власти в качестве супруги императора Петра II — благо отрок питал явную слабость к тетке, для кого-то «сердитой», а для него обаятельной и красивой. В мгновение ока Меншиков из союзника превратился в конкурента, Толстой — в опасного свидетеля, Бутурлин с Девиером — в нарушителей спокойствия. В итоге, чтобы избавиться от трех последних, Елизавета натравила на них первого. Предлогом обеспечил Девиер, 16 апреля спьяну нашептавший Петру Алексеевичу какие-то дерзости. Спустя неделю на прогулке в карете Елизавета сообщила о том Александру Даниловичу, а сидевший рядом великий князь подтвердил ее слова. Меншиков проглотил наживку и уже на другой день добился от императрицы разрешения отдать смутьяна под суд.
Следствие, начавшееся 28 апреля, открыло наличие среди придворных целой партии, выступавшей за передачу престола Анне Петровне. Между тем светлейший князь, не дождавшись от императрицы благословения на помолвку, возобновил консультации с Д. М. и М. М. Голицыными и к началу суда столковался с ними. Помимо всего, ему очень хотелось выяснить, кто и зачем морочил ему голову в феврале и марте. Допросы указали на Толстого. Тот повинился в крамольных беседах. Однако выжать из старика еще что-нибудь не получилось — Екатерина I распорядилась следствие прекратить и подготовить доклад для вынесения приговора. 6 мая царица скончалась, успев подписать два важных документа. В соответствии с одним Толстого, Девиера, Бутурлина и примкнувших к ним лиц отправили в ссылку на Соловки, в Сибирь или в родовые деревни. Второй установил порядок престолонаследия, выставив по ранжиру потомков Петра Великого: на первом месте — Петр Алексеевич, на втором — Анна, на третьем — Елизавета.