Елизавета отлучалась из Москвы с 1 по 16 августа 1728 года в сопровождении «одной дамы и Бутурлина». Может быть, и Петр II в это время инкогнито посетил ту же подмосковную обитель, в 60 верстах от города? 5 сентября принцесса отмечала свое тезоименитство. Петр II приехал только на ужин и, встав из-за стола, тотчас покинул дворец цесаревны. 7 сентября государь с большой свитой умчался из Москвы в деревню — охотой лечить рану, нанесенную лицемерной Елизаветой{10}. Та отныне должна была забыть о свадебном венце, царской короне, отцовском престоле и абсолютной власти. Начинался двенадцатилетний период опалы.
Глава третья
В ОПАЛЕ
«Красота ея физическая — это чудо, грация ея неописанна, но она лжива, безнравственна и крайне честолюбива. Еще при жизни своей матери она хотела быть преемницей престола предпочтительно пред настоящим царем. Но [так] как божественная правда не восхотела этого, то она задумала взойти на трон, вышедши замуж за своего племянника. Но и этого не могла добиться. Во-первых, потому что это противно русской религии… Во-вторых, потому что своим дурным поведением она потеряла благоволение царя. После всего этого теперь она живет, скрывая свои мысли, заискивая у всех вообще, а особенно у старых русских, которые чувствуют себя оскорбленными в своих обычаях» — так отозвался о Елизавете Петровне герцог де Лириа 18 ноября 1728 года. Двумя неделями ранее он же заметил: «От ея честолюбия можно бояться всего. Поэтому думают или выдать ее замуж, или погубить ее, по смерти царя заключив ее в монастырь».
Что ж, цесаревна пожинала то, что посеяла. Бросила вызов общественному мнению и, естественно, проиграла, несмотря на политический талант. Современники, возмущенные наглостью и беспринципностью дочери великого императора, подвергли ее остракизму. От бесстыдницы отвернулись все, кроме самых близких друзей, каковых были единицы. Недаром Елизавета в первой декаде сентября вслед за царским двором сбежала из Москвы, скрывшись от позора в селе Покровском, где и тосковала по утраченному.
По-видимому, тогда принцесса впервые по-настоящему познакомилась с сельским бытом, крестьянскими традициями, «мужицкими» привычками, пристрастилась к простонародной культуре — песням, кухне, манерам, почувствовала себя уютно среди собственных крепостных. Им не было дела до столичных передряг и слухов, репутации госпожи в придворных кругах, их волновали уборка урожая, заготовка дров, хлеба, иных запасов. И если молодая барыня отнеслась к ним с душой, помогала во всём, то почему они должны были чураться отзывчивой хозяйки? Сельчане стали для августейшей сироты надежным тылом и отдушиной. К ним цесаревна приезжала всякий раз, как появлялась возможность, и «гостила» подолгу, узнавая житейскую мудрость от стариков, подпевая занятым монотонной работой бабам, кружась в хороводе с девушками.
Между тем в Кремле решали, как лучше избавиться от беспутной девицы. В середине октября посланник Австрии Карл Франциск Вратислав, заручившись согласием императора Карла VI, предложил без особых проволочек обвенчать фройляйн с принцем Карлом Альбрехтом Бранденбург-Байрейтским и выпроводить из страны, тем более что цесаревну уже сватали за него в июне 1727 года и отказа не услышали. Остерман идею одобрил, однако высочайшей санкции не последовало. Елизавету об этом плане предупредила хорошая знакомая, служившая у голландского резидента. Новость сильно напугала отшельницу. Посчитав инициатором брачного проекта прусского посланника Г. Мардефельда, принцесса откомандировала к нему М. А. Румянцеву — настаивать, чтобы он оставил «такой труд», ибо «Ея Высочество вовсе не думает выходить замуж». Дипломат заверил, что непричастен к матримониальным хлопотам.
Цесаревна переполошилась не напрасно. Осенью 1728 года ей реально светил либо монастырь, либо немецкое захолустье. К счастью, и Остерман, и Долгоруковы, пожалев красавицу, остановились на втором, более мягком варианте — эмиграции посредством замужества. Но, к их удивлению, Петр II проект забраковал. Почему? Гофмейстеры пришли к выводу, что в этом виноват Бутурлин, «раб» Елизаветы и друг императора. Опала, постигшая цесаревну, на него не распространялась. Царь и генерал оказались товарищами по несчастью — страдали от неразделенной любви к одной женщине, что их еще больше сдружило. И, как истинные рыцари, они не опустились до мелкой мести предмету воздыхания. Бутурлин посоветовал не мстить, а государь с ним согласился. Так, похоже, интерпретировали ситуацию вице-канцлер и обер-камергер, потому что приложили максимум усилий, чтобы разлучить Бутурлина с тринадцатилетним Петром. Почти четыре месяца они убеждали тестя Бутурлина М. М. Голицына освободить его из-под своей опеки и дать какое-никакое самостоятельное задание. В апреле Бутурлину доверили передислокацию на Украину трех пехотных полков. В отсутствие соперника Иван Долгоруков нашептал государю что-то нехорошее про «раба» Елизаветы, и Петр II в гневе разжаловал генерала в подполковники, отобрал звезду и ленту ордена Святого Александра Невского и предписал отправиться на Каспий — усмирять горские народы{11}.