Между тем именно сообщение Берхгольца позволяет проникнуть в тайну императорской семьи. Не измена царицы привела на плаху красавца-придворного, а его ухаживания (возможно, далеко зашедшие) за старшей дочерью царя. Потому и устроил Петр Великий 9 ноября во дворце не семейный скандал, а совещание с женой о том, как быть с Анной Петровной, которой грозило бесчестье. Оттого Монса отправили на эшафот так скоро. Однако предстояло еще как-то обосновать казнь в глазах подданных, а запятнавшую свою честь девушку немедленно выдать замуж. При этом единственным подходящим для цесаревны женихом, проживавшим в то время в Санкт-Петербурге, был Карл Фридрих Гольштейн-Готторпский, увы, не являвшийся идеальной кандидатурой.
В общем, ошеломленный Петр Великий не видел выхода из тупика. И вдруг супруга преподнесла ему приятный сюрприз — порекомендовала наилучший способ уладить проблему: обвенчать старшую дочку с герцогом с условием, что один из рожденных в этом браке сыновей будет привезен в Россию в качестве «сукцессора», то есть престолонаследника. Кроме того, Анна должна была официально отречься от любых претензий «на корону и империум Всероссийский». А мнимым мотивом расправы с Монсом пусть будет адюльтер камергера с самой императрицей, а не с цесаревной. Эту сплетню публика проглотит с удовольствием, и репутация Анны Петровны останется незапятнанной.
Можно понять удивление государя, ведь Екатерина ни мудростью, ни остротой ума никогда не отличалась. Откуда же в таком случае на жену снизошло озарение? Петр, похоже, ответа на сей вопрос не нашел, а мы попробуем. Секрет Анны Петровны не просочился за пределы семьи — в противном случае источники не преминули бы обмолвиться о подозрениях на этот счет, однако они молчат. Словоохотливый голштинский мемуарист Геннинг Фридрих Бассевич, хорошо знакомый с обеими цесаревнами, поведал исключительно о прегрешениях императрицы. Рассказанный им анекдот о разбитом вдребезги зеркале и угрозе императора превратить супругу «в прежнее ничтожество» ныне очень популярен в исторической литературе. Следовательно, остроумный маневр придумал кто-то из членов семьи. Это не могла быть Анна Петровна — она не настаивала бы на собственном отречении от прав на российский скипетр; прочие же отпрыски были еще малы: младшей дочери Наталье исполнилось шесть лет, а внукам Наталье и Петру — соответственно десять и девять. Методом исключения обнаруживаем героя — Елизавета Петровна.
По-видимому, весть об аресте Монса крайне перепугала цесаревну Анну. Боясь неминуемого отцовского гнева, она призналась во всём младшей сестре, и та в течение ночи попыталась разрешить головоломку, удовлетворив по возможности всех — и сестру, и батюшку, и «общественное мнение», и, разумеется, себя. К утру Елизавета рассчитала оптимальную комбинацию. Анна со всем согласилась. Далее с ней ознакомилась мать, которая при исполнении задуманного пострадала бы больше других. Тем не менее царица одобрила план и взялась от своего имени представить его супругу. Тому, как мы знаем, замысел весьма понравился. Впрочем, возможно, именно Петр внес в программу действий одну важную поправку: вице-президенту Иностранной коллегии Андрею Ивановичу Остерману запретили сразу называть своему подопечному, голштинскому герцогу, имя суженой.
Только 22 ноября, когда страсти вокруг дела Монса немного улеглись, Остерман оповестил Карла Фридриха, что тому придется жениться на Анне Петровне. Обручение, как и наметил император, состоялось 24 ноября. Тем же вечером Анна Петровна подписала брачный контракт, по секретному параграфу которого отреклась от притязаний на российский престол и поклялась по вызову из России прислать кого-либо из сыновей для провозглашения «сукцессором».
Таким нечаянным образом в ноябре 1724 года Елизавета вдруг почти вплотную приблизилась к российскому престолу. Опережал ее только внук императора великий князь Петр Алексеевич — теоретически, ибо дед не имел намерений посадить его на трон. За отрока хлопотала родовитая знать во главе с братьями Д. М. и М. М. Голицыными. А еще мальчику сочувствовал простой народ, чтивший традиции, согласно которым царский венец полагалось принять следующему мужчине в роду, каковым и был девятилетний Петр. По закону 1722 года Елизавета могла обойти соперника. Между тем Петр I не торопился с выбором, надеясь на рождение второго внука, так что ничто не мешало цесаревне попробовать переубедить отца. На это, правда, нужно было время. Но его как раз и не оказалось{7}.