– И ты, конечно, поспешил утешиться, а потому и опоздал?
– О нет, ваше величество, дело было далеко не так просто! Заметив, что за мной следят, я раздражённо передёрнул плечами и быстрым шагом пошёл далее. У самого входа в парк меня догнала молоденькая девушка, видимо горничная, и сказала мне: «Моя госпожа, благородная дама, имеющая все права на внимание и помощь французского рыцаря, просит вас присесть здесь на скамейку и подождать». Не успел я ответить что-либо, как девица скрылась. Что мне оставалось делать? Я не мог отказать даме, нуждавшейся в моей помощи, и должен был присесть на скамейку. Я просидел добрых полчаса. Вдруг является та же девушка, суёт мне в руки какой-то пакет и немедленно скрывается. Вся эта история заинтересовала меня до последней степени, и этим-то объясняется, что я не принял никаких мер, чтобы разоблачить окружавшую её тайну. Я удивлённо взял в руки пакет, прочитал адрес: «Маркизу де Суврэ» и вскрыл. Вот этот пакет, благоволите сами ознакомиться с его содержанием!
Суврэ подал Людовику толстый конверт. Король, видимо заинтересованный, взял его и достал оттуда другой конверт, обёрнутый письмом. В письме было написано:
«По кольцу на пальце я узнала Вас, маркиз де Суврэ! Не откажите мне в любезности и передайте вложенное в этот пакет письмо вашему товарищу, бедному юристу маскарада! Фортуна».
Людовик вскрыл запечатанный конверт, достал оттуда письмо и вполголоса прочёл его:
«О мой черноглазый бедный юрист! До сих пор в моих ушах стоит звук твоего божественного голоса, когда ты говорил мне: «Позволь мне проводить тебя, девушка! Я буду сторожить твой сон!» Почему я заупрямилась тогда и не дала тебе проводить меня? Как я раскаиваюсь в этом! Если бы я согласилась, ты стал бы действительно сторожить мой сон. А теперь, лишённая своего очаровательного сторожа, я не могу заснуть. Страстные видения толпятся жестоким роем вокруг моего изголовья, терзают, дразнят и не дают богу Морфею подступить к моей воспалённой голове… И, утомлённая, обессиленная, я словно в бреду повторяю: «Позволь мне проводить тебя, девушка! Я стану сторожить твой сон!..»
О мой юрист! О жестокий похититель моего сна, спокойствия и… сердца! Верни мне мою безмятежность!
Увы! Я не могу даже мечтать об этом! Раз твоим товарищем был маркиз де Суврэ, значит, ты так же знатен и могуществен, как он, а следовательно, не захочешь и смотреть на меня, ничтожную, скромную… Бедная я! Бедное «Счастье»!
Целую тебя хоть мысленно, раз мне не суждено когда-либо испытать это счастье на деле…
О злой бедный юрист! Зачем ты смутил мой покой? Твоя несчастная Фортуна».
– Суврэ! – вскрикнул король, хватая маркиза за руку. – Ты должен, понимаешь ли, должен отыскать мне её! Но мы ещё поговорим с тобой об этом в Шуази. Бери сколько хочешь денег, подними на ноги всех сыщиков, делай, словом, что хочешь, но я должен знать, кто эта Фортуна! Подойдите, господа, – обратился он к остальным, – и давайте посвятим маркиза в нашу затею. – Король сообщил маркизу план намеченного празднества и сказал затем. – Я думаю, господа, что к послезавтра можно будет окончить все приготовления. Да? В таком случае празднество состоится послезавтра. Маркиза де Суврэ мы назначим маршалом двора принцессы Весны и возложим на него все приготовления по внешнему устройству. Ла Тремуйль возьмёт на себя устройство празднества в честь Весны, а Ришелье – поездку в галерах. Пусть каждый из них выберет себе из числа присутствующих по помощнику; да, а Жевр пусть отправится к Мариво, чтобы тот написал нам все необходимые стихи. Ну а теперь, как вы думаете, кто будет у нас принцессой Весной?
– Мне кажется, очаровательная де Майльи имеет все права на первенство в этом отношении! – сказал д'Айен.
– О нет, – возразил Суврэ, – как ни очаровательна графиня, но она не очень-то искусна в танцах, а ведь Весне придётся, сойдя с пьедестала, протанцевать пляску радости! Я предложил бы для этой роли графиню Тулузскую. Она красива, изящна, дивно сложена и великолепно танцует!
– Утверждаю! – торжественно сказал король. – Ну, а первыми дамами её свиты, по-моему, надо назначить наших весёлых подружек – принцесс Шаролэ, Клермон и Сан. Впрочем, список приглашённых и их разделение на две партии мы выработаем сегодня вечером. Ну, а тебе, Суврэ, придётся выехать в Шуази теперь же. Кстати, зайди к де Майльи и скажи ей, чтобы она была готова принять меня сегодня вечером. Мне надо и с ней тоже обсудить кое-что. Да вот что, господа, приглашаю вас всех сегодня к графине – там мы всё и обсудим!
– Ваше величество, – сказал Суврэ, – ввиду того, что я не могу принять участие в этом совещании, позволю себе просить ваше величество не обойти приглашением также и сестры графини де Майльи!
– Девицы де Нейль? – сказал король, слегка наморщивая лоб. – Ну что же, пусть едет. Но только она, кажется, очень неинтересна?
– О, нет, государь, она очень остроумна, жива и весела. Кроме того, графиня говорила мне, что её сестра отлично танцует!
– Ну что же, пусть едет, пусть едет! – милостиво согласился король. – А теперь, господа, выйдите в салон. Мне надо одеться и на минутку показаться ожидающим меня к «парадному» выходу!
Приближённые короля весёлой гурьбой вышли в соседнюю комнату, где уже собралась довольно порядочная толпа придворных, ожидавших королевского выхода.
Граф д'Айен вышел под руку с Суврэ, с которым его связывала самая нежная, интимная дружба, и сказал ему:
– Слушай, Суврэ! Ты, конечно, изберёшь своим помощником меня?
– Я-то с удовольствием, – ответил Суврэ, – но что скажет прелестная д'Этиоль?
– Ах, измучила меня эта женщина! – с отчаянием сказал д'Айен.
– Вот тебе на! – сказал маркиз. – Но чем же? Насколько я знаю, ты сразу одержал решительную и лёгкую победу!
– Вот именно этим самым! – ответил граф. – Каждый раз, когда я вижу, с каким искусством эта женщина обманывает мужа, с какой лёгкостью она отдаётся моим объятиям, мне невольно думается, что, быть может, она так же обманывает и меня, и другого, и третьего… Её ласки отравляют меня, Суврэ! Ну да что об этом говорить! Так скажи, ты берёшь меня?
– Да, с удовольствием, милый Шарль! Только ты должен будешь согласиться на мои условия.
– Какие?
– Очень лёгкие Ты должен будешь, не спрашивая к чему, не требуя объяснений, сказать две-три незначительных фразы. Так нужно!
– Только всего? Анри, ты мог бы требовать от меня чего-нибудь большего! Но ты тоже какой-то хмурый. Что с тобой? Как у тебя дела с твоей Жанной? Верно, она опять замучила тебя своей суровостью?
– Эх, что говорить, Шарль! Вот ты жалуешься на доступность своей Этиоль, а мне приходится жаловаться на недоступность Жанны. Ты вот называешь её «моей» Жанной, а между тем «Jt ne Tai point encor embrasse d’aujour-d’hui».[33]
– Ты и в горе говоришь стихами, Анри! – рассмеялся д'Айен.
– Вот например, вчера, – продолжал Суврэ – Прихожу к Жанне весь объятый нежностью, готовый молиться на неё. Она битых два часа говорит о политике, о своей родине, о своих намерениях. Всё шло довольно сносно, она даже была нежнее со мной, чем всегда… Но, когда я с радостью вновь заговорил с ней о своих чувствах, она опять сурово оборвала меня, сказав, что у меня в голове ветер, что… Ах, да что тут повторять все эти суровые, жестокие слова! Знаешь, Шарль, по временам впадаю в такое отчаяние, в такую злобу… Вот сейчас я, кажется, был бы рад, если бы меня кто-нибудь задел.
– Ну и кровожадный же ты человек, Анри! – улыбнулся граф.