— За кого надо выдать Марию? — в Фредерико проснулось любопытство.
— За испанца! Нашего с тобой соотечественника, — де Вилар подмигнул Фредерико, отчего его лицо искривилось в жуткой гримасе, — но повторяю, Мария — не твоя забота. С этой девственницей, просидевшей всю жизнь отшельницей в богом забытом замке, дело иметь не сложно.
— Так что, опять письма передавать? — перешёл к делу Фредерико.
— Пока смотри во все глаза. Я порой и сам не знаю, как ты мне можешь пригодиться. Вот, сегодня — взял и сказал, что Елизавета уже не так влюблена в Роберта, как раньше. Полезная информация.
Фредерико про себя порадовался: хоть в чём-то графа обыграл.
— Иди. Встречаться будем здесь. Я во дворце появляться не хочу. Там слишком многие меня знают как сторонника королевы Джейн.
На улице Фредерико осторожно подошёл к лошади, внимательно глядя по, сторонам. Что задумал граф, никогда не известно, не помешает быть начеку. Итак, де Вилар всё ещё хочет избавиться от Елизаветы. То есть понятно, что не сам граф, а люди, которые стоят за ним. То ли французы, то ли испанцы. А может, даже турки! Или все вместе взятые.
Он вскочил на лошадь и поспешил в Виндзор. Планы мести оформились в голове более чётко — с графом, скорее всего, надо будет разделаться в таверне. Конечно, там за ними следят его приближённые, но вполне можно успеть нанести быстрый, смертельный удар. Потом Фредерико убьют, а это уже будет неважно. Главное дело он сделает.
На следующий день он узнал, что суд приговорил всех Дадли и Джейн к смертной казни. Елизавета ходила бледная, как сама смерть. Фредерико сочувствовал ей изо всех душевных сил, но поделать ничего не мог. Приговор лежал у Марии. А она раздумывала над тем, подписывать его или нет.
— Сестра не хочет начинать своё правление с кровавой казни, — поделилась Елизавета с Фредерико, — я надеюсь, Господь смилостивится над заблудшими душами и убедит Марию, что её намерения правильны.
— Они останутся сидеть в темнице до конца своих дней, — сказал Фредерико.
— Это лучше, чем смерть, — глаза Елизаветы были полны печали.
Но лишь одной воли Марии оказалось мало. Члены Тайного совета убедили её казнить по крайней мере основных участников переворота. В живых оставили всех сыновей Дадли, кроме Гилфорда. Он был мужем Джейн и принимал непосредственное участие в делах отца. Мария осталась довольна: виновные будут наказаны, но и казнены будут не все сидевшие в Тауэре.
— Вот видишь, Фредерико, — Елизавета чуть не плакала от радости, — справедливость восторжествовала. Казнят только тех, кто этого в действительности заслуживает.
Печально знаменитый двор Тауэра начали готовить к казни. Никому из заключённых не оглашали приговор, оставляя их до последнего в неведении относительно собственной судьбы. Во дворце только об этом и говорили. Фредерико давно заметил, что остававшиеся на свободе, в живых, с удовольствием обсуждали тех, кто был обречён на смерть. Людей искренне радовали несчастья, обрушивавшиеся не на их головы.
Посмотреть на казнь женщины, пробывшей королевой всего девять дней, пришли многие. Люди догадывались, что кого-то из осуждённых Мария оставит в живых, и с нетерпением ждали оглашения окончательного приговора.
Осуждённых вывели во двор. Фредерико заметил, что Елизавета нервно комкает платок в руках. Начали зачитывать приговор.
«…пожизненное заключение в Тауэре…» — эхом пронеслось по двору, и далее последовали имена братьев Дадли — всех, кроме Гилфорда, а также имя отца Джейн. Остальных повели к эшафоту.
Она сжала кулаки так, что стало нестерпимо больно. Слёзы навернулись на глаза. А как, как их заставить течь обратно, внутрь? Перед ней стояла маленькая девочка Джейн: «Слушай и молчи», — говорила она с набитым марципаном ртом. «Я буду по тебе скучать» — и она махала Елизавете рукой вслед…
Бэт показалось, она сумела поймать её взгляд, ничего не понимающий взгляд человека, которого использовали, предали и не сумели защитить.
«Я буду скучать по тебе», — безмолвно произносили губы Елизаветы…
Часть четвёртая
Сестра
Наводит на всякие мысли — хоть я и не знаю, на какие…
Одно ясно: кто-то кого-то здесь убил…
А, впрочем, может, и нет…
Глава 1
Осень, 1553 год